Процесс против С.Милошевича
в Гаагском трибунале
Он был героем...
Венец памяти
Общение
Процесс против Слободана Милошевича в Гаагском трибунале:
Некоторые международно-правовые проблемы.
Мезяев А.Б.1
Процесс против Слободана Милошевича в Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии (далее – МТБЮ) продолжается уже три года.(2) За это время трибунал принял ряд решений, которые вызывают серьёзные вопросы как правового (особенно международно-правового), так и этического характера.
Этот процесс, однако, следует рассматривать в общем контексте
деятельности Гаагского трибунала, который за 12 лет своего существования
принял немало решений, не согласующихся, и даже прямо противоречащих
международному праву. Эти решения выходят далеко за рамки исключительно
тех уголовных и политических дел, которые решаются трибуналом. В связи с
особым отношением к данному трибуналу со стороны западных государств,
его деятельность и «нововведения» стали рассматриваться как
«прогрессивное развитие», а его решения - как источники современного
международного права.
В настоящей статье автор предпринял попытку постановки и анализа
основных международно-правовых проблем в деятельности Гаагского
трибунала в целом, и его деятельности в отношении процесса против
Слободана Милошевича, в особенности.
(1) Общие международно-правовые проблемы деятельности Гаагского трибунала.
Данная проблема заслуживает отдельного монографического исследования. В рамках настоящей статьи мы ограничимся лишь обозначением основных проблем с целью определения общего контекста для анализа главной темы статьи – процесса против С.Милошевича.
Хронологически первой правовой проблемой трибунала стала незаконность его создания. По этому поводу было сказано и написано немало. Поэтому отметим лишь, что создание МТБЮ Советом Безопасности ООН выходит за рамки его компетенции. Фактически СБ ООН грубо нарушил Устав Организации Объединённых Наций, который не предоставляет СБ судебных полномочий. Кроме того, данное решение о создании трибунала нарушило и фундаментальный общий принцип права: «Никто не может передать другому больше прав, чем имеет сам», признанный всеми правовыми системами.
Незаконный характер трибунала отмечается многими юристами, в том числе, теми, кто стал активно поддерживать МТБЮ. Ряд авторов, признавая незаконность создания МТБЮ, отмечали, что этот шаг был оправдан, так как в конечном итоге, трибунал «послужит хорошему делу». Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Деятельность трибунала оказалась буквально переполненной грубейшими нарушениями международного права и даже собственного Статута. Отметим основные из них.
С самого начала своей деятельности трибунал стал создавать свои собственные правила и переделывать их, когда ему это необходимо. Принятие процессуальных правил судом для самого себя нарушает важнейшие принципы права. Кроме вполне обоснованного технического обеспечения процесса, трибунал стал изменять существо процесса под видом принятия «технических» правил. Так, был введён институт торговли признанием вины, который на практике стал означать отказ прокуратуры от остальных обвинений взамен на признание обвиняемым своей вины по одному обвинению, а также взамен на смягчение наказания. В этом случае судебное разбирательство вообще не проводилось. Уже сама по себе подобная торговля не предусматривается ни международно-правовыми нормами, на основе которых обязан действовать трибунал, ни Статутом трибунала. Ни сам трибунал, ни научное сообщество до сих пор не смогло представить убедительных объяснений и правовых оснований для такого изменения Статута.
Во время видеоинтервью, которое я взял у заместителя прокурора трибунала Г. Блевитта, на мой вопрос о юридической обоснованности ведения торговли виной, он ответил, что «ничего страшного» в данном «нововведении» нет, и у него на родине, в Австралии, это мол, обычная практика. Действительно, это обычная практика в Австралии, однако речь идёт совсем не об Австралии, а о Международном трибунале, и заместитель прокурора МТБЮ отлично это осознавал. Его ответ, однако, наглядно демонстрирует, что трибунал так до сих пор и не придумал ничего убедительного для обоснования этих своих действий. Что касается того, как данная норма стала действовать на практике, можно привести пример дела Эрдемовича. Дражен Эрдемович, солдат армии сербов Боснии и Герцеговины признался в участии в убийстве 1200 человек, из которых лично он расстрелял около 120 человек. Взамен на это признание, прокуратура сняла с него обвинение в ... убийстве (!!!) и оставила лишь один пункт обвинения – нарушение законов и обычаев войны. Эрдемович был осуждён судом на … 5 лет лишения свободы, но он не отсидел даже этого срока и был освобождён досрочно решением президента трибунала. Всё становится ясным, если учесть, что Эрдемович дал показания о том, что приказ об убийстве был отдан руководством Республики Сербской и согласился дать показания против С.Милошевича.(3)
Были приняты и многие другие «поправки» к процедуре, которые до неузнаваемости изменили то, что было создано СБ ООН. Фактически, за эти годы было создано два трибунала: тот, который предусмотрен Статутом, и тот, который создан Правилами процедуры и практикой. Различие между ними слишком велико, чтобы не вызывать самую серьёзную озабоченность. Российская Федерация неоднократно выражала своё несогласие с такой политикой руководства трибунала, в том числе в Совете Безопасности ООН. Однако это не особенно волнует МТБЮ, и по вполне ясным причинам: Россия не имеет никаких рычагов влияния на трибунал. Такие рычаги, в то же время, имеют другие. И здесь следующим не менее серьёзным вопросом деятельности трибунала является вопрос о его финансировании.
Так, международный трибунал, который должен был финансироваться ООН, принимает весьма значительные суммы не только от отдельных государств, в первую очередь, США, других стран НАТО и Саудовской Аравии, но и от частных лиц и компаний, в частности, от Дж. Сороса. Не случайно МТБЮ отказался даже провести расследование тех преступлений, которые были совершены войсками стран НАТО во время агрессии против Югославии под абсолютно надуманными и не имеющими ничего общего с правом предлогами. В этой связи любопытна «проговорка» одного из свидетелей прокуратуры, бывшего командующего войсками НАТО генерала Р.Смита. Во время своих показаний на процессе против С.Милошевича Смит заявил, (правда по другому поводу), что «как правило, кто платит, тот и приказывает».
Не имеют никаких оснований ни в Статуте трибунала, ни в международном праве, но, тем не менее, применяются Гаагским трибуналом, тайные обвинительные акты, похищения подозреваемых и обвиняемых, использование свидетельств, полученных с нарушением закона, использование показаний засекреченных свидетелей и многое другое. Деятельность трибунала с самого первого дня (дела С.Докмановича) была построена по принципу: «Сначала арест – потом сбор доказательств».
Пристрастность Гаагского трибунала не видна только тем, кто не желает её
видеть. Несмотря на то, что Сербия оказалась единственным государством
бывшей Югославии, на территории которой не вспыхнула гражданская война,
и которая полностью сохранила свой этнический состав,(4) именно высшее
руководство Сербии и стало объектом преследования трибунала. В то же
время, буквально ни одно высшее должностное лицо главных инициаторов
гражданской войны на территории Югославии – правительств Хорватии,
Словении и Боснии и Герцеговины объектом уголовного преследования не
стало. Подтверждением осознанного характера такой политики стал отказ
трибунала не только наказать, но даже расследовать военные преступления,
совершённые войсками НАТО во время агрессии против Югославии в 1999
году.
С точки зрения целей настоящей статьи, особенно следует выделить
вынесение Гаагским трибуналом решений, вызывающих серьёзные сомнения, и
прямо противоречащих международному праву и практике.
Среди них особо следует назвать «пересмотр» МТБЮ решения Международного
Суда ООН по делу Никарагуа против США, введение новых теорий уголовного
права, не имеющих под собой оснований ни в уголовном, ни в международном
праве (в первую очередь, теория «Объединённого Уголовного Сообщества»,
далее – ОУС), отмена необходимости установления специального умысла для
осуждения за совершение преступления геноцида, наконец, отмена разницы
между депортацией и насильственным переселением.
Оговоримся ещё раз: каждый отмеченный нами тезис требует отдельного и
подробного исследования. Мы лишь кратко выделили эти общие проблемы для
того, чтобы яснее представить себе в каком контексте следует
рассматривать главное дело трибунала – «дело» против Слободана
Милошевича.
(2) Правовые проблемы деятельности Гаагского трибунала, связанные с процессом против Слободана Милошевича.
«Дело» Слободана Милошевича в Гаагском трибунале является безусловным
«чемпионом» по числу самых разнообразных нарушений: нарушений
международного права, собственных норм и правил, положений югославского
права, наконец, нарушений норм элементарной общечеловеческой этики.
В общем ряду примеров таких нарушений можно назвать похищение
С.Милошевича из Белграда в 2001 году в нарушение конституции Югославии;
нарушение иммунитета бывшего главы государства; отказ в обеспечении и
защите его прав согласно Международному пакту о гражданских и
политических правах и Европейской конвенции о защите прав человека и
основных свобод; использование секретных свидетелей и секретных
заседаний; применение сомнительных свидетельств; и даже фальсификация
доказательств.(5) Не имея возможности в рамках настоящей статьи
рассмотреть все эти вопросы,(6) остановимся на трёх наиболее значимых
международно-правовых вопросах процесса. Эти вопросы были ярко
обозначены в решении судебной палаты в июне 2004 года.
* * * * *
Для целей настоящей статьи особенно важным является провести анализ
решения Гаагского трибунала по запросу об оправдании обвиняемого,
вынесенном судебной палатой (7) 16 июня 2004 года. (8) Это стало первым
и пока единственным решением суда, где судьи были вынуждены прояснить
свою позицию о тех доказательствах, которые были представлены за более
чем два года Обвинительной Части процесса.
Формальным поводом к вынесению данного решения послужила статья 98-бис
Правил процедуры и представления свидетельств. Она предусматривает право
обвиняемого после завершения Обвинительной Части процесса направить
требование об оправдании по тем пунктам обвинения, которые не получили
существенного подтверждения или вообще не были никаким образом доказаны
прокуратурой.
В связи с тем, что С.Милошевич не признаёт легитимности трибунала и отказывается иметь с ним какие-либо правовые связи, такое требование об оправдании направили «друзья суда» – амикус куриа.(9)
Следует отметить, что оснований для оправдания было более чем достаточно. Фактически, Обвинительная Часть процесса была провалена. Прокуратура не смогла провести процесс достойно ни на юридическом, ни на этическом уровне. Использование лжи стало нормой. С.Милошевич опроверг показания практически каждого свидетеля обвинения (10) , значительное количество свидетелей было поймано на лжи.(11) Один из свидетелей признался, что его заставляли дать показания против С.Милошевича в обмен на прекращение против него уголовного дела.(12) Даже бывший премьер-министр Сербии З.Джинджич, выдавший в нарушение югославской конституции С.Милошевича в Гаагу, назвал процесс против него «цирком»! Однако суд сделал вид, что «не заметил» ничего этого! Решение от 16 июня 2004 года наглядно продемонстрировало, что трибунал уже признал С.Милошевича виновным.
Решение трибунала состоит, фактически, из двух частей:
- международно-правового и уголовно-правового анализа; и
- фактического материала, представленного суду в качестве доказательств, который не был затронут не только анализом, но даже не подвергся элементарной оценке.
Для того, чтобы сконцентрироваться на международно-правовых вопросах, отметим сначала кратко вопросы, касающиеся фактических материалов.
Амикус куриа в своём запросе указали на ряд фактов, которые содержались в Обвинительном Заключении, но которые не получили существенного подтверждения свидетельскими показаниями, а некоторые из фактов не получили вообще никакого подтверждения. Это ещё раз подтверждает, что прокуратура действовала по принципу «сначала арест – затем сбор доказательств». Так, является абсолютно неприемлемым то, что такие факты, как «убийство 27 человек», «казнь 58 человек, включая женщин и детей» и другие подобные им, не получили никакого фактического подтверждения! Даже сама прокуратура признала, что не смогла представить ни единого доказательства этих фактов. Суд был вынужден исключить эти и подобные им факты из Обвинительных Заключений. В то же время, по значительному количеству фактов, которые касались «существенности» представленных доказательств произошло нечто странное. Суд отклонил большинство требований амикус на том основании, что данные показания были «существенными».
«Существенность» или «несущественность» свидетельств, безусловно, является понятием неопределённым. Однако следует иметь в виду, что «существенность» определяется в отношении возможности суда «признать обвинения доказанными в пределах обоснованных сомнений».(13) Интересно, что суд квалифицировал как «существенные» даже некоторые свидетельства, которые сама прокуратура признала несущественными! Весьма важным является то, что огромное количество фактов было подтверждено судом не ссылкой на показания свидетелей, представших на процессе против С.Милошевича, а ссылкой на показания свидетелей, давших свои показания на других процессах! (14) Это, мягко говоря, сомнительный способ доказательства. Тем не менее, это стало обычной практикой Гаагского трибунала.
Однако особое возражение вызывает тот факт, что при установлении «существенности» представленных доказательств, судьи не провели их оценки, а также отказались рассмотреть вопросы, связанные с доверием к давшим их свидетелям. Можно только предполагать, каким образом судьи смогли установить степень существенности свидетельств без их оценки, и без обсуждения вопроса о доверии к свидетелям. Здесь возможно только одно объяснение: судьи рассмотрели поставленные перед ними вопросы в порядке prima facie. Однако это совсем не то, что они должны были сделать. Рассмотрение дела prima facie производится проверяющим судьёй в предварительном порядке до подписания им ордера на арест обвиняемого. Целью же решения об оправдании является уже оценка полученных свидетельств, их глубокий анализ.
Рассмотрим конкретный пример. Свидетель-эксперт приводит в своём экспертном докладе цифру о 150 тысячах служащих МВД Сербии. С.Милошевич приводит иную цифру – 30 тысяч. На вопрос о том, откуда свидетель получил информацию о 150 тысячах, он не может привести точный источник. Сначала он называет негодный источник, затем настаивает, затем признаёт, что там этого не могло быть. Другого объяснения свидетель дать не может. Это классический случай подрыва доверия к свидетелю, как к эксперту. Имелись многочисленные случаи, когда свидетели не узнавали свои собственные показания, отказывались от своих показаний, давали противоречивые показания. Один свидетель дал три абсолютно разные версии одного и того же события в течение 1 минуты и т.д. и т.п.
В таких ситуациях суд должен решить, являются ли свидетельства, данные этими свидетелями существенными. Напомним, что степень существенности определяется в отношении возможности признать данное свидетельство для подтверждения обвинения в пределах разумных сомнений. Без анализа показаний и оценки доверия к свидетелю здесь не обойтись. Однако судьи отказываются от этого, и производят, по-существу, второе подтверждение Обвинительного Заключения prima facie. Конечно, мотивы такой подмены ясны, но они ни в коей мере не оправдывают суд. Если судьи при подобных показаниях отказываются давать их оценку, не остаётся ничего иного, как сделать вывод о предрешённости приговора. В этом заключается основной вывод, касающийся фактических материалов.
Остановимся теперь более подробно на наиболее значимых международно-правовых проблемах решения по запросу об оправдании обвиняемого.
* * * * * * * * * *
1. Обвинительное Заключение по Косово
Одним из важнейших вопросов, которые должен решить Гаагский трибунал до
того, как принять к рассмотрению любое дело, является вопрос о
квалификации ситуации как «вооружённого конфликта». Если ситуация не
является вооружённым конфликтом, то трибунал не имеет компетенции
рассматривать дело.
Амикус куриа заявили, что часть обвинений, содержащихся в Обвинительном
Заключении по Косово, не могут рассматриваться судом, так как до 24
марта 1999 года (15) на территории Косово не было состояния
«вооружённого конфликта».
Если бы суд согласился с этим, то из Обвинения было бы исключено незначительные по числу, но чрезвычайно важные по сути, события. В первую очередь, это т.н. события в Рачаке, которые послужили поводом к непосредственной подготовке агрессии НАТО против Союзной Республики Югославия в 1999 году.
Для определения состояния вооружённого конфликта суд предпринял следующую схему доказательства:
- Определения вооружённого конфликта в решении трибунала по делу Тадича;
- Выделение необходимых критериев вооружённого конфликта;
- Анализ наличия свидетельств, подкрепляющих каждый из выделенных признаков;
- Анализ признаков, выделенные амикус куриа, но которые, однако, сама судебная палата не сочла необходимыми для квалификации вооружённого конфликта.
(1) Судебная камера сослалась на определение вооружённого конфликта, данное в решении Апелляционной палаты в деле Тадича, которое гласит: «Вооружённый конфликт существует, если существуют столкновения между вооружёнными силами государств или длительное вооружённое противостояние между властями государства и организованными вооружёнными группами или между такими группами в пределах границ этого государства». Суд счёл, что квалифицирующими признаками вооружённого конфликта, таким образом, являются:
- организация сторон конфликта; и
- интенсивность конфликта.
По понятным причинам суд не стал оценивать степень организации правительственных сил во время косовского конфликта, но остановился на организации сил так называемой Освободительной Армии Косово (далее – ОАК).
Судьи пришли к выводу, что имеются существенные доказательства того, что ОАК являлась организованной вооружённой группой с единым командованием, главным штабом, разделением операционных зон и обладала возможностями для обеспечения, перевозки и распределения оружия. Интересно, однако, какие именно показания суд счёл существенным доказательством этого. Так, была сделана ссылка на показания лорда Эшдауна16 , который наблюдал перевозку оружия в Косово из Албании. И.Ругова (17) утверждал, что ОАК имела единое командование, а лидеры террористических групп ОАК (которые свидетельствовали в трибунале на правах почётных гостей!) заявляли, что имели свои зоны командования.
Таким образом, суд сделал вывод, что первый признак существования вооружённого конфликта, доказан.
Для доказательства наличия второго признака вооружённого конфликта – интенсивности действий, были отдельно рассмотрены:
- продолжительность конфликта и серьёзность вооружённых столкновений;
- распространение конфликта по территории;
- число правительственных сил, направленных в Косово;
- использованное оружие.
Для оценки существенности доказательств этих элементов суд, в основном, сослался на показания ряда засекреченных свидетелей, лидеров ОАК и бывших международных наблюдателей. В результате суд пришёл к выводу, что представленные доказательства являются существенными.
Таким образом, суд постановил, что имеются существенные доказательства того, что в Косово существовал вооружённый конфликт до 24 марта 1999 года.
Однако, обращает на себя внимание то, что судьи отказались принять как необходимые, те критерии вооружённого конфликта, которые были указаны амикус куриа, а именно:
- подчинение гражданским органам власти и
- контроль территории.
Тем не менее, суд рассмотрел эти признаки и нашёл, что имеются существенные доказательства и этих двух признаков.
В качестве источников были сделаны ссылки на показания того же лорда Эшдауна. При этом стоит отметить, что именно убедило судей. Лорд Эшдаун показал, что во встречи с Руговой, последний сказал ему, что контролирует ОАК. При этом в своих показаниях Эшдаун сам заявил, что не поверил Ругове полностью. Позднее, деревенские руководители сказали Эшдауну, что признают Ругову в качестве лидера. При этом, судьи не смогли сослаться на самого Ругову, который, тем не менее, был свидетелем и мог бы подтвердить или опровергнуть эти показания.
Не вдаваясь в оценку достоверности свидетельских показаний, очевидно, что суд не случайно заранее отказался от анализа показаний, как мы уже показывали выше. Этот методологический приём (подмена анализа рассмотрением фактов prima facie) был необходим для достижения весьма важных правовых выводов. По крайней мере, на данном этапе.
Оценивая методологию и выводы, сделанные судом по определению вооружённого конфликта, необходимо отметить, что суд сознательно «направил себя» по ложному пути с самого начала. Понятие вооружённого конфликта должно было, прежде всего, быть дано не по тому абстрактному определению, которое было дано в решении по делу Тадича, а по конвенционной норме действующего международного права. Такой нормой является статья 1 Дополнительного Протокола II к Женевским конвенциям 1949 года. Данная статья определяет вооружённый конфликт немеждународного характера через сферу применения протокола:
«Настоящий Протокол … применяется ко всем вооружённым конфликтам , … происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между её вооружёнными силами и антиправительственными вооружёнными силами или другими организованными вооружёнными группировками, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью её территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол».
Если бы судьи не совершили эту подмену, а рассмотрели бы все квалифицирующие признаки, так, как они указаны в международном праве, а не в собственном «праве» трибунала, то они должны были бы прийти к иному выводу. Причина такого поведения ясна: суд понимал, что ему будет весьма затруднительно доказать признак «применения норм Протокола» со стороны ОАК.
То, что судьи прекрасно осознавали, что действуют в противоречии с международным правом, показывают ряд деталей решения. Во-первых, Дополнительный Протокол II упоминается, но скороговоркой («решение по делу Тадич соответствует Протоколу II» – таким образом, статья 1 Протокола даже не цитируется!) и, во-вторых, суд сделал вид, что не понял мотивировку амикус куриа и расценил фактор «применения норм Протокола», как относящийся не к вооружённым группам, а к контролирующим их гражданским органам власти.(18) Суд, тем не менее, избегает дальнейшего распространения на эту тему, так как он провозглашает признак контроля гражданскими властями необязательным. В то же время, Протокол II чётко указывает на необходимость обеспечения выполнения норм Протокола именно со стороны вооружённых групп, а не контролирующих их гражданских властей.
Норму статьи 1 Протокола можно истолковать также и таким образом, что обязательным является не готовность выполнять положения Протокола, а осуществление такого контроля над территорией и населением, который бы обеспечивал вооружённым группировкам возможность применять Протокол. Однако и в случае такого толкования суд должен был в обязательном порядке доказать наличие этого признака. Сам факт отказа квалифицировать ситуацию согласно нормам международного права означает его нарушение.
Отказ судей международного трибунала применить норму международного права может показаться неожиданным. Однако для деятельности Гаагского трибунала это совсем не новость. Это отнюдь не первый такой случай.(19)
(2) Вторым важнейшим вопросом, который должен был быть решён судом, был вопрос о разделении преступлений «депортации» и «насильственного переселения».
В целом, решение суда было верным: он признал, что депортация и
насильственное переселение являются разными преступлениями, однако то,
какие для этого потребовались усилия, настораживает.
Суд отметил, что статут Международного Уголовного Суда определяет
депортацию и насильственное переселение как одно преступление. (20) Суд
заявил, что если это верный вывод, то он находится в противоречии с
обычным международным правом. Однако тревожные звонки раздались не
только из офиса прокурора (где требовали признать что депортация и
насильственное переселение – одно и то же), но уже и из судейского
корпуса. В решении по делу Стакича судебная палата провозгласила
депортацию и насильственное переселение как одно и то же
преступление.(21) Это ещё раз подтвердило, что Гаагский трибунал может
переписывать международное право по своему усмотрению.
* * * * * * * * * *
2. Обвинительное Заключение по Хорватии
Не менее интересными являются международно-правовые проблемы, поставленные амикус куриа и ответ на них по Хорватской фазе процесса.
В связи с тем, что прокуратура выдвинула против С. Милошевича обвинение в серьёзных нарушениях Женевских Конвенций 1949 года, должно быть доказано, что за весь период событий существовал вооружённый конфликт, причём не простой, а международный. Состояние «международного вооружённого конфликта» предполагает наличие государства, в данном случае – Хорватии. То, с какого момента Хорватия стала государством и является весьма сложной проблемой.
Прокуратура настаивала, что Хорватия стала государством с момента вступления в силу её декларации о независимости (с 8 октября 1991 года). Амикус куриа выдвинули явно слабый аргумент о том, что Хорватия стала государством «в период между 15 января и 22 мая 1992 года». Иными словами, в период между признанием Хорватии Европейским Сообществом и принятием её в члены ООН.
Слабость аргументации заключается не столько в том, что амикус выдвинули идею о признании Хорватии со стороны ЕС как квалифицирующий признак государственности, а то, что их тезис получился неопределённым и, как следствие, аргументация была расплывчатой.
Судебная палата справедливо определила, что наличие международного
вооружённого конфликта требует, чтобы этот конфликт был между двумя или
более государствами и, таким образом, время возникновения Хорватии как
государства является критически важным. Впрочем, следует заметить, что
судьи вновь предприняли тот же трюк с подменой изначального материала
для своего анализа. Вместо того, чтобы обратиться к определению
международного вооружённого конфликта по международной конвенции, они
вновь обратились к своему собственному праву, а именно к решению
Апелляционной палаты по делу Тадича.
Значение данного вопроса было очень велико. Если бы суд признал, что
Хорватия стала государством только, например, с 22 мая 1992 года, то
тогда все обвинения, касающиеся событий, произошедших до этого периода,
подлежали исключению. Очевидно, что трибунал не мог пойти на такие
«жертвы». Поэтому вновь важнейшим вопросом стало определение того, что
является государством.
В качестве изначального определения государства судебная палата избрала определение Конвенции Монтевидео о правах и обязанностях государств 1933 года. Исходя из данного определения, суд выделил следующие критерии государственности:
1) Население;
2) Определённая территория;
3) Правительство;
4) Способность вступать в отношения с другими государствами.
(1) Весьма интересна аргументация и вывод по первому критерию – население. Суд принял аргументы прокуратуры о том, что конституция Хорватии определила Республику Хорватию как унитарное и неделимое демократическое и социальное государство, и что власть в нём исходит от народа, и принадлежит народу. Не менее интересно, что суд принял в качестве доказательства и показания бывшего премьер-министра Хорватии Х.Саринича, который устно процитировал конституцию. Эти два факта позволили суду заявить, что он на 8 октября 1991 года Хорватия обладала постоянным населением.
Что касается вопроса определённой территории, то суд также принял
следующие аргументы прокуратуры:
-практика государств показывает, что существование полностью
определённых границ не обязательно; обязательно эффективного образования
устойчивого сообщества;
- во время допросов и перекрёстных допросов факт определённой территории Хорватии не оспаривался;
- обвиняемый (то есть С. Милошевич) не оспаривал существования хорватской территории;
- в октябре 1991 года официальная документация СФРЮ признавала «территорию Республики Хорватии».
Сложно давать комментарий подобным аргументам. Они выглядят, по меньшей мере, странными. Во-первых, практика государств весьма противоречива и часто не соответствует международному праву. Более того, она не является источником международного права. Что касается «территории Республики Хорватии» и её «не оспаривания» С.Милошевичем, и тем более, упоминания в документах СФРЮ, это выглядит больше как спекуляция, чем правовой аргумент. Бессмысленно утверждать, что СФРЮ признавала территорию Хорватии в октябре 1991 года, ибо то же можно сказать и о сентябре, и о мае, и об августе, и не только 1991, но и 1981, и 1971 и всех лет существования СФРЮ.
Тем не менее, суд постановил, что представленные прокуратурой утверждения составляют достаточное доказательство наличия определённой территории.
Судьи сделали вид, что существование Сербской Краины, Западной Славонии, Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема, которые в разные периоды времени были фактически отдельными государствами на территории этой «определённой» хорватской территории, не имеют никакого юридического значения. Жестокая ирония заключается в том, что на процессе против С.Милошевича судьи как раз и решают проблемы, связанные с отделением сербских Краин! В этом контексте принятие тезисов прокуратуры и игнорирование юридического значения существования сербских Краин на территории Хорватии выглядит откровенной предвзятостью.
Как финальный аргумент судебная палата привела Мнение Арбитражной комиссии Бадинтера № 11, в котором утверждалось, что Хорватия стала государством 8 октября 1991 года. (22) Однако Комиссия Бадинтера представила всего лишь мнение, не обладающее юридической силой, более того, это мнение не было подкреплено никакими серьёзными международно-правовыми аргументами. Суд принял данный тезис только потому, что его устраивало заключение Комиссии.
Что касается критерия наличия правительства, то суд указал, что
правительство Хорватии контролировало от 70 до 75 процентов территории
страны, имело административный персонал, принимало законы. Это послужило
обоснованием для вывода, что Хорватия имела «эффективное правительство».
Последним рассмотренным судом критерием государственности стал вопрос о
независимости. Суд отметил, что наилучшим свидетельством независимости
является способность вступать в международные отношения.
Как известно, Хорватия провозгласила свою независимость 25 июня 1991 года, но по просьбе ЕС отложила день вступления решения в силу на три месяца.
Суд принял аргументы прокуратуры о том, что президенты Сербии и Хорватии провели двусторонние переговоры; о том, что представители Хорватии проводили переговоры с международными наблюдателями, в результате чего были подписаны соглашения; о том, что представители правительства Хорватии были приняты в Комиссиях ЕС и ООН. Таким образом, судьи нашли, что Хорватия удовлетворяла и этому критерию государственности.
Исходя из всего вышеизложенного, суд сделал вывод, что существуют убедительные свидетельства того, что Хорватия стала государством с 8 октября 1992 года.
Таким образом, суд отклонил требование об оправдании С.Милошевича в отношении всех преступлений, совершённых в Хорватии до 22 мая 1992 года.
* * *
Оценивая приведённую судом аргументацию, следует отметить, что при
решении вопроса о государственности Хорватии судебная палата
необоснованно обратилась к определению Конвенции Монтевидео 1933 года.
Точнее, обоснование было дано, но абсолютно неудовлетворительное. Так,
суд отметил, что «один автор сказал, что положения конвенции Монтевидео
стали общей практикой и являются кристаллизацией состояния обычного
международного права» в этом вопросе. Даже если это и было бы,
действительно, так, суд должен был не просто сослаться на этого автора,
но доказать данное утверждение. Это критически важный пункт логической
схемы суда, и он должен быть доказан.
Кроме К.Уабрика, написавшего главу о государстве и признании в книге «Международное право» под редакцией М.Эванса, на которого и сослался суд, имеется огромное количество литературы по данному вопросу, в которой высказывается иная точка зрения. Возникает вопрос, почему суд не сослался, например, на куда более фундаментальный труд члена Комиссии международного права ООН профессора Я.Броунли, который прямо отмечает, что перечисленные в Конвенции Монтевидео признаки, являясь, безусловно, существенными, не представляют из себя ничего большего, чем «основу для дальнейшего исследования».(23) Или на труд профессора М.Шо, который называет признаки Конвенции Монтевидео «не единственными и не непреложными». (24) Оба отмеченных нами труда вот уже много десятилетий фактически являются учебниками международного права, его классикой. Поэтому их игнорирование и ссылка на практически неизвестную книгу доказывает, что суд сознательно искал подтверждения иной, нежели общепринятая в современной теории международного права, точки зрения. Это сделано было не случайно, так как, кроме вышеперечисленных четырёх признаков государства Конвенции Монтевидео, имеется и другой важнейший признак государственности, а именно – признак легальности и легитимности государства.
Следует отметить, что в своём решении суд справедливо отметил, что «создание государств – это вопрос, регулирующийся правом» и что «критерии государственности также определяются правом». Это абсолютно верное замечание, однако осталось без ответа со стороны самих судей. Квалификация Хорватии как государства имеет не политическое, географическое или социологическое значение. Данная квалификация имеет международно-правовое значение. Иными словами, суд должен был определить, с какого момента Хорватия стала государством в международно-правовом смысле этого термина! Современное международное право однозначно рассматривает государством только такое образование (с территорией, населением, правительством и его способностью вступать во внешние связи), которое является законно созданным. Незаконно созданные образования в принципе могут называться государствами в политическом смысле, но не являются государствами в международно-правовом смысле этого слова. Совершенно очевидно, что Хорватия нарушила основополагающий принцип международного права – принцип территориальной целостности государств, который к тому же носит характер jus cogens. Была грубейшим образом нарушена конституция СФРЮ. Хорватское государство было создано с помощью насилия, которое привело к гражданской войне в самой Хорватии и спровоцировало гражданскую войну ещё и в другой республике. В международно-правовой литературе чётко определяется, что международное право не признаёт создание государств в нарушение фундаментальных принципов международного права, и особенно – принципов, носящих характер jus cogens.(25) Американский профессор Л. Хенкин, член Комитета по правам человека ООН, пишет, что даже в случае, если какое-либо образование удовлетворяет критериям государственности по Конвенции Монтевидео, международное право требует от других государств не признавать это образование как государство в международно-правовом смысле этого слова, если такое образование создано в нарушение основного принципа Устава ООН.(26) Как хорошо известно, статья 2 Устава ООН устанавливает принцип неприменения силы, а также принцип территориальной целостности (неприкосновенности) государств. Профессор Дж. Дуурсма также отмечает, что нелегальность и нелегитимность создания какого-либо образования не даёт ему права называться государством.(27)
Именно признаки легальности и легитимности остались не только не рассмотренными, но даже не названными со стороны суда. Вероятно суд проигнорировал эти признаки государства в международно-правовом смысле слова именно потому, что была очевидна невозможность доказать законность создания Хорватии как государства.
Может возникнуть вопрос, почему же тогда, Хорватия была принята в ООН, ведь членами этой организации могут быть только государства. Вопрос резонный, однако, он ни в коей мере не опровергает тезиса незаконности создания Хорватии как государства. Приняв Хорватию в ООН, международное сообщество всего лишь произвело акт коллективного признания незаконно созданного государства. Абстрагируясь от морально-этических аспектов такого решения, с международно-правовой точки зрения Хорватия стала государством в международно-правовом смысле этого термина с момента её международно-правовой легализации со стороны Организации Объединённых Наций. Никакие акты признания Хорватии со стороны отдельных стран ЕС, самой ЕС или США не имеют силы международно-правовой легализации незаконно созданного образования в качестве государства, поэтому следует сделать однозначный вывод о том, что Хорватия стала государством с 22 мая 1992 года. Таким образом, Гаагский трибунал не имеет юрисдикции рассматривать никакие обвинения, выдвинутые против С.Милошевича, которые связаны с событиями, произошедшими до этой даты.
* * * * * * * * * *
3. Обвинительное Заключение по Боснии и Герцеговине
Центральным вопросом Боснийской фазы процесса (как, впрочем, и всего процесса в целом) стало обвинение в геноциде – самом тяжком международном преступлении. Однако именно это обвинение в геноциде получило наименьшее подтверждение со стороны представленных прокуратурой доказательств. На это обратили внимание суда амикус куриа, которые указали, что:
- прокуратура не смогла доказать наличие специального умысла у С.Милошевича на совершение геноцида;
- прокуратура не представила никаких свидетельств о том, что обвиняемый совершил действия, которые можно было истолковать, как намерение совершить геноцид;
- прокуратура не представила доказательств о том, что обвиняемый планировал, подстрекал, приказывал, совершил или иным образом оказывал помощь в планировании, подготовке или совершении геноцида;
- прокуратура не представила доказательств того, что геноцид являлся целью предполагаемого ОУС, и что наличие специального умысла не совместимо с участием в ОУС третьей категории;
- наличие специального умысла не совместимо с обвинениями, касающимися командной ответственности.
В своём решении суд рассмотрел вопрос о преступлении геноцида в современном международном праве следующим образом.
Во-первых, суд справедливо отметил, что и нормы международного права (Конвенция о предотвращении и наказании преступления геноцида 1948 года), и нормы Статута трибунала предусматривают установление наличия специального умысла на совершение преступления геноцида. Установление умысла производится из свидетельств. Суд сослался на решение Апелляционной палаты трибунала по делу Джеличич, в котором говорится, что при отсутствии прямых доказательств, установление специального умысла производится из: «фактов и обстоятельств, таких как общий контекст, совершение иных преступных действий, систематически направленных против этой же самой группы, масштаб совершённых преступлений, систематические преследования лиц, основанное на признаке их принадлежности их к определённой группе, или повторяемость таких разрушительных и дискриминационных действий».(28)
Прокуратура признала, что не смогла представить «достаточно» прямых свидетельств, однако утверждала, что все представленные ею «факты и обстоятельства дела» составляют доказательство наличия у С.Милошевича умысла совершить геноцид в отношении мусульман как этнической группы.
Следует сказать, что данное утверждение не просто является необъективной оценкой прокуратурой своей собственной работы. Это – откровенно ложное утверждение. Геноцид происходил на территории Боснии, и десятки тысяч мусульман нашли убежище, бежав от проходившей там гражданской войны, именно в ... Сербию, президентом которой и был С.Милошевич! Этот факт хорошо известен не только прокуратуре, но и всему миру. Тем более печальным выглядит решение суда, который принял все «притянутые за уши» интерпретации прокуратуры. Однако ниже мы покажем, что имелись причины более серьёзные, чем «аргументы» прокуратуры.
В своём решении суд отметил, что рассмотрел показания свидетелей, касающиеся 7 муниципалитетов Боснии. Этот факт имеет определяющее значение. Прокуратура выдвинула идею, а суд, поддержал выделение из почти полтораста муниципалитетов только … семи, которые стали называться «территорией дела Милошевича» и на примере которых предстояло доказать геноцид. Для того, чтобы оценить суть такого трюка, хотелось бы привести небольшую цитату из показаний одного из главных свидетелей по пункту «Геноцид» – свидетеля-эксперта Е.Табо.
«С.Милошевич: Очень хорошо. Учитывая, что вы изучили ситуацию на всей территории Боснии мне интересно знать, мадам Табо, какой бы была картина, если бы вы исследовали все муниципалитеты. Например, муниципалитет Грахово, Дрвар, Гламоц, Петровац. В Грахово и Дрваре более 99 процентов населения были сербами до войны, а после 1995 года не осталось ни одного. Какие бы тогда выводы вы сделали?
Свидетель: Я хочу привлечь ваше внимание к тому факту, что я работала только с муниципалитетами района дела Милошевича. (...) Меня просили изучить только муниципалитеты района дела Милошевича.
С.Милошевич: Понятно. Таким образом, с демографической точки зрения, как науки, изучающей население, вы изучили только некоторые муниципалитеты, указанные вам так называемой прокуратурой. Считаете ли вы такой подход научным?
Свидетель: Я действительно изучила 47 муниципалитетов, указанных мне прокуратурой. Я сказала в самом начале, что я не видела никаких проблем, сфокусировавшись на районе дела Милошевича. Если бы меня попросили сделать отчёт по всей стране, я бы сделала это.
С.Милошевич: В этом-то всё и дело. Потому что, как вы хорошо знаете, если вы взяли отдельный сегмент и рассмотрели его изолированно, то вы не учли всю картину и реальность в целом. (…) Что значит этот маленький сегмент из 7 муниципалитетов, которые вам дала для анализа прокуратура, по сравнению со всей страной? Давайте возьмём другие районы, где сербов проживало большинство. Какие бы выводы вы тогда сделали?
Свидетель: Я думаю, это в высшей степени гипотетический разговор.
С.Милошевич: Он не гипотетический, мадам Табо. В Грахово 99 % были сербы, а сейчас там не осталось ни одного. И вот эти цифры, действительно драматические. Посмотрите на 157 страницу вашего отчёта. Брчко. Изменение мусульманского населения плюс 83, 5 % (1991-1997 гг), а сербы минус 97,8 %. Таким образом нам представляется манипуляция.
Судья Мэй: Я не понял вопроса. Не хотите ли вы сказать, что применялся избирательный метод в статистике? Это то, что вы пытаетесь сказать?
С.Милошевич: Именно так. И я не пытаюсь сказать, что он был избирательным. Я утверждаю, что противоположная сторона использовала умышленную манипуляцию.
Судья Мэй: Да, да. Мы слышали всё это раньше. (...)
С.Милошевич: Если вы сравните взятые вами муниципалитеты с Грахово, Дрваром, Петровац, какими бы были ваши выводы в отношении тех цифр, которые имеются в вашем распоряжении?
Свидетель: Мы должны более внимательно рассмотреть эти муниципалитеты... . Я думаю, только Петровац находится в районе дела Милошевича... Я не думаю, что Грахово или Дрвар находятся в районе дела Милошевича.
С.Милошевич: Вот именно в этом и состоит проблема.» (29)
Учитывая, что прокуратура выдвинула целый ряд обвинений по геноциду (в том числе т.н. «альтернативные» обвинения), суд выделил пять основных вопросов, по которым он должен был провести свой анализ:
1) Имеются ли существенные свидетельства того, что С.Милошевич был членом ОУС с целью совершить геноцид;
2) Имеются ли свидетельства того, что С.Милошевич был членом ОУС с целью совершить иное, нежели геноцид, преступление, однако он мог предвидеть, что как следствие этого преступления, геноцид может быть совершён другими членами ОУС, и что геноцид, действительно имел место;
3) Имеются ли существенные свидетельства того, что С.Милошевич оказывал помощь и подстрекал к совершению геноцида;
4) Имеются ли свидетельства того, что С.Милошевич являлся соучастником совершения преступления геноцида?
5) Имеются ли свидетельства того, что С.Милошевич знал или имел основания полагать, что его подчинённые совершили преступление геноцида и не предпринял необходимых мер для предотвращения совершения преступлений или наказания виновных.
(1) Отвечая на первый вопрос, суд сослался на показания ряда свидетелей как выступавших на процессе против С.Милошевича, так и на других процессах. Обращает на себя внимание, что судьи приняли в качестве существенных свидетельств показания ряда свидетелей, которые очевидным образом провалились. Так, например, свидетель-эксперт Е.Табо не только включила в свой «анализ» экономических мигрантов как беженцев, но и настаивала на том, что она права. Она продолжала настаивать на верности своей «методологии» даже когда единственный среди судей юрист-международник П.Робинсон задал ей вопрос, знакома ли она с определением беженцев по международному праву. Свидетель ответила, что ... знакома, и продолжала настаивать на верности своих заключений! С.Милошевич в ответ на это задал свидетелю резонный вопрос, почему она не включила в свой анализ беженцев также и туристов.
Основная часть рассмотренных свидетельств была принята из материалов других дел, причём в значительной степени, секретных.
При ответе на второй вопрос, судьи также использовали весьма сомнительные показания в качестве существенных. Кроме того, эта часть решения содержит конфиденциальный параграф.
Особое внимание хотелось бы обратить на то, что суд расценил как существенные, показания-утверждения. Безусловно, свидетельствами являются не простые утверждения, но только подкреплённые доказательствами. Свидетели прокуратуры давали в основном показания-утверждения (например: «Это он разрушил Югославию!» или «Я уверен, что это сделан он»). Интересно, что ни прокуратура, ни суд не требовали от свидетелей дававших такие показания привести доказательства. По моим оценкам такие показания дали не менее половины свидетелей. В качестве примера можно привести параграф 286 решения суда, в котором суд полагается на показания свидетеля Руперта Смита (командующего войсками НАТО, осуществлявших бомбардировку боснийских сербов) о том, что С.Милошевич «должен был знать» о трагедии в Сребренице. Из самого параграфа трудно понять детали, но если обратиться непорседственно к показаниям Р.Смита, то мы увидим его логику: «Р.Младич знал, потому что был командиром».(30) Вывод же свидетеля идёт ещё дальше: С.Милошевич также знал об этом, но уже потому что он «встречался с Младичем».
Не менее «убедительными» выглядят и показания по весьма критическому для доказательства вины С.Милошевича и показания свидетеля В.Петрича, заявившего, что «он убеждён, что все решения принимал он, и только он».(31)
Поражает не то, что свидетели говорят это, а то, что суд принимает эти показания как существенные доказательства.
Отделение утверждений от доказательств, пусть и prima facie – это и есть работа по установлению существенности представленных доказательств. Как видим, суд этого не сделал, причём - сознательно.
Весьма любопытен с методологической точки зрения, вывод суда: «На основании умозаключений, которые могут быть сделаны из вышеперечисленных свидетельств, судебная палата может быть «удовлетворена в рамках обоснованных сомнений», что существовала и ОУС с целью геноцида, и что С.Милошевич был её членом, и что он имел умысел совершить геноцид».
Однако, учитывая предварительную оговорку суда о том, что они не предприняли оценки и анализа рассматриваемых свидетельств, остаётся загадкой, каким же тогда образом они отделяли существенные показания от несущественных, и каким образом они пришли к своему выводу «в пределах обоснованных сомнений».
Особое внимание следует уделить той части решения суда, в которой даётся ответ на второй вопрос. Напомним, что он звучал следующим образом: «Имеются ли существенные свидетельства того, что обвиняемый был участником ОУС с целью совершения иного, кроме геноцида преступления, но он мог предвидеть, что как следствие этого преступления геноцид может быть совершён другими членами ОУС, и что геноцид, действительно имел место?»
Для ответа на этот вопрос суд обратился к «эксклюзивной» теории трибунала об ОУС. Эта теория была впервые сформулирована в первом деле, рассмотренном трибуналом – в деле Тадича. Именно тогда было установлено как правовая норма32 , что существуют некие три категории ОУС, последняя из которых требует от прокуратуры доказательства следующих элементов:
- преступление, в котором обвиняется лицо, было естественным и предвидимым последствием деятельности этого ОУС;
- обвиняемому было известно, что это преступление является возможным следствием этой деятельности и он, тем не менее, участвовал в деятельности ОУС.(33)
Иными словами, как было отмечено судебной палатой, сутью ОУС третьей категории является то, что обвиняемый, вступая в члены ОУС для совершения определённого преступления, несёт ответственность за совершение и других преступлений, если он мог предвидеть, что последствием совершения его определённого преступления, может быть совершение этих других преступлений, совершённых другими участниками ОУС. (34)
Следует сказать, что сама идея ОУС является как незаконной, так и дефективной. Ни Статут трибунала, ни нормы международного права не предусматривают никаких ОУС со всеми её категориями. Это изобретение трибунала является ничем иным как установлением права для самого себя, что находится в прямом противоречии с общими принципами права. Интересно отметить, что даже некоторые судьи самого трибунала критически относятся к этой выдумке. Так, в своём особом мнении по делу Симича и других, на провозглашении которого мне довелось присутствовать, судья Пер-Йохан Линдхольм заявил, что он дистанцируется от теории ОУС, «как в данном деле, так и вообще», рассматривая её как непродуктивную трату времени, не имеющую ничего общего ни с работой трибунала, ни с развитием международного права. (35)
Несмотря на то, что по объёму ответ на второй вопрос занимает всего 1 % общего решения суда, он должен привлечь самое пристальное внимание юристов-международников.
Судебная палата в пяти строчках (как бы, не привлекая излишнего внимания) ссылается на решение Апелляционной палаты трибунала по делу Брдянина, вынесенное 19 марта 2004 года. Это решение, спешно вынесенное в период подготовки анализируемого нами решения судебной палаты по делу С.Милошевича, имело очевидную задачу оказать необходимое воздействие именно на этот процесс. Сутью его являлось установление, что если отдельные члены ОУС третьей категории совершили преступление геноцида, то тот его участник, который не имел такой цели, всё равно будет нести ответственность за геноцид! Таким образом, Гаагский трибунал отменил фундаментальный принцип ответственности за геноцид по международному праву – необходимость доказательства наличия специального умысла.
Более того, совершенно очевидна направленность такого шага. Для малозначительного (для трибунала) дела Брдянина, судьи, навряд ли пошли на такой серьёзный шаг, как отмена фундаментального принципа уголовного и международного права. Особую сложность в этом отношении представляет отсутствие возможности обжалования решений Апелляционной палаты трибунала. Её решения, какое бы беззаконие они не утверждали, являются обязательными для судебных палат.(36) Не удивительно поэтому, что судебная палата, вынесшая решение по делу С.Милошевича решила вопрос простой ссылкой на решение по делу Брдянина.(37)
Напомним, что прокуратура, видимо не уверенная в том, в чём она обвиняет С.Милошевича, обвинила его как в «совершении геноцида», так и одновременно в «соучастии в совершении геноцида». При этом, особое значение придавалось теории командной ответственности. Надо сказать, что решение Апелляционной палаты по делу Брдянина «решило» все проблемы и в этой области. Тем не менее, совершенно очевидно, что в отличие от «права Гаагского трибунала», современное международное право чётко устанавливает, что обвинение в геноциде по командной ответственности невозможно, ибо должен быть установлен специальный умысел, который был столь грубым образом отменён трибуналом.
Таким образом, суд, использовал все возможные способы, включая не только сомнительные или недопустимые формы толкования, но абсолютно незаконные действия для сохранения главного (с точки зрения общественного звучания процесса) пункта обвинения «геноцид». Это ярко продемонстрировало настрой суда, его отношение к обвиняемому и к международному праву.
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
Вся деятельность Гаагского трибунала в целом, и в отношении процесса против Слободана Милошевича в частности, вызывают серьёзную озабоченность. Нарушения международного права и даже общих принципов права, слишком серьёзны, чтобы позволить юристам-международникам сохранять молчание.
Последние решения трибунала, в том числе, от 16 июня 2004 года,
показали, что судьи готовы не только к вольной интерпретации, но даже к
переделке международного права в нужном для них направлении. К
сожалению, было чётко указано и это направление: безусловное осуждение
С.Милошевича, независимо от представленных доказательств. Оценивая
деятельность трибунала в целом, и в отношении процесса против Слободана
Милошевича, в частности, можно сделать вывод, что она составляет
серьёзную угрозу как букве, так и духу международного права.
1 Мезяев А.Б. – кандидат юридических наук, доцент,
заместитель заведующего кафедрой конституционного и международного права
Академии управления, г.Казань.
2 Процесс начался 12 февраля 2002 года.
3 Во время показаний на процессе против С.Милошевича, уже вышедший на
свободу Эрдемович так и не смог доказать свои обвинения. Напротив,
С.Милошевич убедительно продемонстрировал факты, доказывающие обратное.
Подробнее см. стенограмму заседания трибунала от 25 августа 2003 года.
4 Если не учитывать приём сотен тысяч беженцев из других югославских
республик.
5 Один из свидетелей признался, что дал показания взамен за «некоторые
обещания» (их содержание осталось неизвестным в связи с немедленным
объявлением заседания закрытым). Другой свидетель заявил, что получил
предложение о прекращение его уголовного дела взамен за дачу ложных
показаний против С.Милошевича.
6 Подробнее данные вопросы и процесс в целом будут рассмотрены в моей
книге под рабочим названием «Процесс против Слободана Милошевича в
Гаагском трибунале. Обвинительная часть», которая готовится к печати.
7 В составе: П. Робинсона (Ямайка), председателя палаты, Г. Квона (Южная
Корея) и Й. Бономи (Великобритания).
8 Prosecutor v. Slobodan Milosevic, Decision on Motion for Judgement of
Acquittal of 16 June 2004.
9 В составе С. Кэя (Великобритания), Б. Тапушковича (Сербия) и Т.
Маккормака (Австралия).
10 См., например, стенограммы перекрёстных допросов свидетелей Бакали,
Эшдауна, Петрича, Воллебека, Месича, Уолкера, Ку, Баддинг, и многих,
многих других.
11 См., например, стенограммы перекрёстного допроса свидетелей Кристана,
Лазаревича, Бакали, Самарджича и других.
12 См. показания свидетеля Радомира Марковича 24-26 июня 2002 года.
13 Дословно: ‘’beyond reasonable doubt”.
14 Прежде всего, это дела: Брдянин, Крножелак, Стакич, Васильевич, Симич
и Тадич.
15 24 марта 1999 года началась агрессия НАТО против Союзной Республики
Югославия. В документах трибунала эта агрессия называется «бомбовой
кампанией».
16 Нынешний Верховный представитель международного сообщества в Боснии и
Герцеговине.
17 Так называемый «президент Косова».
18 См. параграф 34 Решения от 16 июня 2004 года.
19 В разделе об общих проблемах деятельности трибунала мы привели
несколько аналогичных примеров. Ниже мы дополним картину рядом примеров,
касающихся дела С.Милошевича.
20 Действительно, статья 7.2.d Статута МУС гласит, что «Депортация или
насильственное переселение населения означают ...»
21 См.: Prosecutor v. Stakic, Judgment of 31 July 2003, paras 670-680..
22 Текст заключения Комиссии см.: Yugoslavia Through Documents. From its
creation to its dissolution, ed. By Trifunovska S., Martinus Nijhoff
Publishers, The Hague, 1996, p. 1020.
23 См.: Brownlie I., Principles of Public International Law, 5-th
edition, Oxford University Press, 1998, p.70.
24 См.: Shaw M., International Law, 4-th edition, Grotius Publication,
Cambridge University Press, 1997, p.140.
25 См., например, Hiller T., Sourcebook on Public International Law,
Cavendish Publishing Limited, London, Sydney, 1998, p.188.
26 См.: Henkin L., International Law: Politics, Values and Functions.
General Course of Public International Law, // Recueil des Cours de
Droit International, vol.216 (1989), p. 32.
27 См: Duursma J., Fragmentation and International Relations of
Micro-States. Self-determination and Statehood, Cambridge University
Press, 1996, p.127-128.
28 См.: Prosecutor v. Jelicic, Appeals Chamber Judgement, para 47.
29 См. стенографический отчёт перекрёстного допроса свидетеля Е.Табо 7
октября 2003 года.
30 См. показания генерала Р.Смита, // стенограмма заседания от 9 октября
2003 года.
31 См. показания свидетеля Вольфганга Петрича, // стенограмма заседания
от 2 июля 2002 года.
32 Оговоримся: как правовая норма для трибунала.
33 См.: Prosecutor v. Tadic, Appeals Chamber Judgement of 15 July 1999,
paras 196-204.
34 См. параграф 290 решения судебной палаты от 16 июня 2004 года.
35 См.: Prosecutor v. Blagoe Simic, Miroslav Tadic, Simo Zaric, Separate
and Partly Dissenting Opinion of Judge Per-Johan Lindholm of 17.10.2003,
paras 1-5.
36 В то же время, нельзя не согласится с аргументацией одного из амикус
куриа М.Владимироффа, представленной во время слушаний 29 октября 2001
года. М.Владимирофф совершенно справедливо отмечал, что на самом деле,
решения Апелляционной палаты не столь всесильны, как это до сих пор это
было принято представлять. В случае, если Апелляционная палата выносит
решение, несовместимое с нормами Статута и Правил трибунала, судебные
палаты могут выносить свои решения напрямую на основе Статута и Правил
процедуры. В дополнение можно отметить, что всё вышесказанное полностью,
и даже в первую очередь, относится к нормам международного права. Так
что в случае вынесения Апелляционной палатой решения несовместимого с
нормами международного права, судебные палаты имеют не только
возможность, но и обязанность применять нормы международного права
напрямую.
37 Подробнее текст решения см.: Prosecutor v. Brdjanin, Appeals Chamber
Decision on Interlocutory Appeal of 19 March 2004.
Главная
Биография
Статьи
Акции Искусство
Форум Гостевая
Ссылки