Сухановская тюрьма (Спецобъект № 110)

СИЗО ООН

Сухановка - это бывшая Екатерининская пустынь. НКВД привлекала ее близость к столице - всего 12 километров от московских окраин. Везут туда воронками два часа, и мало кто знает, что тюрьма эта - в нескольких километрах от Горок Ленинских и от бывшего имения Зинаиды Волконской. Там прелестная местность вокруг. (Солженицын[1])

Тюрьма Гаагского трибунала находится в местечке Схевенинген  - приятном приморском пригороде Гааги, отстоящем на 2 километра от здания, где заседает сам трибунал. Тюрьма эта является учреждением с повышенной системой безопасности и слежения, созданной на основе высоких технологий. (Статья Западных СМИ[2])

Тюрьма прячется за серыми кирпичными стенами в жилой части голландского морского курорта Схевенинген, неподалёку от зыбких песчаных  дюн и извилистых дорожек природного заповедника. Несмотря на кажущуюся невинную внешность, КПП тюрьмы выглядит сурово и неумолимо: металлические датчики, мрачные охранники, и, наконец,  дверной проем, ведущий в саму тюрьму. (Mortenson[3])

В Сухановке содержались те, кто прежде занимал крупные государственные посты: видные партийные деятели, высокопоставленные военные чины, дипломаты, иностранцы.

В тюрьме заключены видные высокопоставленные лица и высокие военные чины из различных уголков бывшей Югославии, например, бывший президент Боснийской сербской республики Бильана Плавшич, бывший спикера парламента Боснийских сербов Момчило Краишник, а также Боснийский сербский генерал Радислав Крстич. (Статья Западных СМИ)

Кормят в Сухановке нежной вкусной пищей, как больше нигде в МГБ - а потому что носят из дома отдыха архитекторов, не держат для свиного пойла отдельной кухни. Но то, что съедает один архитектор - и картошечку поджаренную и биточек, делят здесь на двенадцать человек. И оттого ты не только вечно голоден, как везде, но растравлен больнее. (Солженицын)

В СИЗО ООН заключённым подают две холодных трапезы и одну горячую трапезу в день. При поступлении в СИЗО заключённые могут просить о предоставлении определенной диеты по религиозным соображениям или по состоянию здоровья. Доступны также дополнительные горячие и холодные напитки и закуски. (Rules[4])

Кормят Милошевича очень жирной пищей, к тому же плохого качества, а ведь ему, как сердечнику, врачи предписывают соблюдать строжайшую диету – т.е., есть в основном овощи. (Статья российских СМИ[5])

Подследственных держат чаще по одному. (Солженицын)

Единицы, вышедшие из Сухановской тюрьмы живыми, мало знают о ней: их содержали там в строжайшей изоляции друг от друга.

В 1997 году заключённые СИЗО ООН проводили фактически всё время в строгом одиночном заключении, их выводили исключительно по одному даже на ежедневные прогулки в тюремном дворе. (Mortenson)

Форточка всегда закрыта, лишь утром на десять минут надзиратель открывает ее штырем. (Солженицын)

Окна запечатаны просто «на смерть». Здесь настолько пыльный воздух, что жена Милошевича, проведя у мужа два часа, обнаружила, что туфли ее покрылись толстым слоем белой пыли. (Статья российских СМИ)

На отсек в семь камер приходится два надзирателя, оттого глазок смотрит на тебя так часто, как надо надзирателю шагнуть мимо двух дверей к третьей. В том и цель беззвучной Сухановки: не оставить тебе ни минуты сна, ни минут, украденных для частной жизни - ты всегда смотришься и всегда во власти. (Солженицын)

На заседании 11 декабря 2001 Слободан Милошевич упомянул о видеонаблюдении, ведущемся в его камере: «Я здесь услышал, что Вы установили камеру видеонаблюдения в моей камере.  Администрация тюрьмы уверяла меня, что раз свет был выключен, следовательно, выключена была и видеокамера, но мне не сообщили, был ли этот свет, упомянутый вашим представителем, действительно выключен, и поэтому я прошу его всё-таки выключить».

30 сентября 2004 года Мюллер, адвокат Милана Бабича, поставил в известность прокуратуру трибунала о некоторых трудностях, испытываемых Миланом Бабичем в СИЗО ООН. Он сообщил, что с момента их последней встречи, то есть меньше чем за два месяца, его клиент потерял 15 килограмм веса и что он страдает от бессонницы в результате тюремного режима, согласно которому за ним наблюдают каждые 30 минут днём и ночью. (Доклад Паркера[6])

Славку Докмановича помещали под 24-часовое видеонаблюдение.

Спецобъект – это тягчайшее испытание для подследственного и оно всегда свидетельствует о том, что МГБ вами занялось «всерьёз и надолго».

«Заключённым СИЗО ООН чрезвычайно трудно приспособиться к жизни за решёткой в чужеземном мире, где всё, начиная с языка их начальников и кончая подаваемой им пищей, является им чуждым. Практически все они вскоре после прибытия в СИЗО ООН начинают страдать депрессией, некоторые начинают стремиться покончить свою жизнь самоубийством». (Mortenson)

Знающие люди понимали, что Сухановка - это конец, гибель, ад кромешный.

18 мая 1996 года серб Джордже Джукич, генерал, скончался от рака, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом для лечения.

29 июня 1998 года серб Славко Докманович, бывший мэр города Вуковар (Хорватия), повесился в тюрьме Гаагского трибунала.

1 августа 1998 года серб Милан Ковачевич, бывший главврач города Приедора (Босния), умер от болезни сердца в тюрьме Гаагского трибунала.

9 марта 2003 года мусульманин Мехмед Алегич, генерал, умер от болезни, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом.

28 мая 2003 года серб Момир Талич, генерал, умер от болезни, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом.

5 марта 2006 года серб Милан Бабич, бывший президент Республики Сербская Краина (Хорватия), ключевой свидетель по делу Милошевича, повесился в тюрьме Гаагского трибунала.

11 марта 2006 года серб Слободан Милошевич, бывший президент Сербии и Югославии, скончался в тюрьме Гаагского трибунала.

Соловецкий лагерь особого назначения

СИЗО ООН

«Карать, а если попросту изобразить это дело, - не только карать, а карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения, благодаря деятельности нашего ГПУ». И далее: «У многих людей мы прекратили их физическое существование, на многих мы нагнали такой величайший, подобающий революции страх, что они и сейчас ходят с согбенными головами». (Киров)

18 мая 1996 года серб Джордже Джукич, генерал, скончался от рака, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом для лечения.

29 июня 1998 года серб Славко Докманович, бывший мэр города Вуковар (Хорватия), повесился в тюрьме Гаагского трибунала.

1 августа 1998 года серб Милан Ковачевич, бывший главврач города Приедора (Босния), умер от болезни сердца в тюрьме Гаагского трибунала.

9 марта 2003 года мусульманин Мехмед Алегич, генерал, умер от болезни, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом.

28 мая 2003 года серб Момир Талич, генерал, умер от болезни, будучи временно отпущенным на свободу Гаагским трибуналом.

5 марта 2006 года серб Милан Бабич, бывший президент Республики Сербская Краина (Хорватия), ключевой свидетель по делу Милошевича, повесился в тюрьме Гаагского трибунала.

11 марта 2006 года серб Слободан Милошевич, бывший президент Сербии и Югославии, скончался в тюрьме Гаагского трибунала.

Несколько обвиняемых были убиты или ранены при задержании.

У Гаагского трибунала появился изощрённый метод получения от обвиняемого нужных прокуратуре показаний. Сущность этого явления в том, что обвиняемый признаёт свою вину по одному из пунктов предъявленного обвинения, взамен чего прокуратура обещает смягчить приговор и затребовать небольшой срок тюремного заключения. При этом обвиняемый подписывает документ о «сотрудничестве» с прокуратурой и должен выполнять все её требования, главным из которых является дача показаний против других обвиняемых. В случае подписания такого документа даже не проводится судебный процесс. Сломленный обвиняемый признаёт все факты, как они указаны прокуратурой, как «истинные». Подписанты: Мирослав Деронджич, Дражен Эрдемович, Милан Бабич, Бильана Плавшич.

В течение дня контрреволюционерам и их единомышленникам разрешались прогулки продолжительностью не менее пяти часов, а длительность свидания для них устанавливалась ОГПУ в каждом отдельном случае.

В тюрьме имеется открытый прогулочный двор. По усмотрению начальника СИЗО заключённым группами до четырёх человек разрешено прогуливаться в тюремном дворе. Каждый заключённый имеет право на прогулки продолжительностью не менее одного часа в день. (Rules)

В случае, если по требованию прокуратуры трибунала на Вас не наложены какие-то индивидуальные ограничения, Вас в установленные начальником СИЗО приемные часы может посещать семья, друзья или другие лица. Посещения будут контролироваться тюремными надзирателями, но беседы, как правило, подслушиваться или записываться не будут. (Rules)

Всем заключенным разрешалось прибегать за свой счет к услугам сторонних врачей.

В соответствии с предшествующей договоренностью с начальником СИЗО за ваш собственный счёт Вас может посетить ваш личный врач или стоматолог. (Rules)

Соловки должны были стать визитной карточкой социализма, продемонстрировать новую пенитенциарную систему нового общества.

Соловецкий лагерь особого назначения изначально задумывался как образцово-показательный проект.

Гаагский трибунал создавался как визитная карточка нового интернационального мирового порядка. Он должен был продемонстрировать новую международную пенитенциарную систему и стать прообразом международного уголовного суда. Недаром СИЗО ООН, как и СИЗО международного уголовного суда располагаются в одном и том же месте – тюрьме Схевенинген.

Представленный в Интернете на сайте МТБЮ видеоролик о СИЗО ООН создан как своеобразная реклама подобного учреждения.

В 1929 году на Соловках существовал театр, и одно время театральных объединений было даже несколько сразу. Один из них назывался "ХЛАМ" ("Художники, литераторы, артисты, музыканты"). В 1924 году уголовники создали театр "Свои" с хором из 150 человек.

«Моё ощущение внутреннего диссонанса достигло высшей отметки в комнате прикладного искусства. Я никак не мог придти в себя от изумления при виде свергнутых армейских генералов, трудящихся над изготовлением бумажных моделей кораблей, орудующих ножницами с пластмассовыми концами, клеем и бумагой или работающих над изготовлением изделий из глины, некоторое количество которых сушилось на полках в углу комнаты. Вот этим они занимаются. Одна всё ещё необожжённая ваза была удивительно красива: с кропотливо вылепленной игуаной, резко выступающей вперёд с одной стороны и проторившей себе путь вокруг внешнего изгиба вазы». (Mortenson)

Даже в документах официального расследования описывается издевательское равнодушие врачей...

В феврале 1998 года у Милана Ковачевича была обнаружена аневризма брюшной аорты, но врачи решили, что возможность разрыва мала, и было решено, что лучший подход состоит в том, чтобы контролировать аневризму посредством исследований каждые шесть месяцев.

Ковачевич умер медленной и болезненной смертью. Умирающий кричал пять часов, а другие заключённые, пытаясь привлечь к этому внимание, молотили кулаками в двери своих камер, пока, наконец, они не разбудили сонных голландских стражников. Стражникам потребовалось полчаса, чтобы связаться с доктором, а доктору понадобилось ёщё полчаса, чтобы добраться до тюрьмы. Доктор дал Милану Ковачевичу болеутоляющее.

Согласно результатам вскрытия, смерть была вызвана аневризмой - разрывом брюшной аорты. (Inquiry[7])

Лубянская внутренняя тюрьма

СИЗО ООН

Над дверью камеры горела лампа; от нее, казалось, никуда не спрячешься, как и от тех размеренных, нарочито громких шагов надзирателей, которые менялись, неестественно громко выкрикивая: «Пост по охране врагов народа сдан!» Вторивший ему отклик был столь же громким, торжествующим: «Пост по охране врагов народа принят!»

«Они думают, что отъединение от мира, неизвестность, мертвая тишина, прерываемая звоном кремлевских курантов и идиотскими выкриками «пост по охране врага народа» (нельзя называть меня «врагом», пока не вывели на трибунал, я - «подследственный», азбука юриспруденции), сломят меня, сделают истериком и податливым дерьмом». (Исаев – Штирлиц[8])

Некоторые стражники были неспособны отделить заключённых от преступлений, в которых те обвинялись. (Mortenson)

«…Меня вводят в небольшую комнату со сквозными выходами. У стола – женщина лет пятидесяти с грубым лицом в берете с пятиконечной звездой и солдатских кирзовых сапогах.

 - Встаньте к стенке, - говорит она. – Фамилия? Инициалы?

Женщина возится у стола.

- Распишитесь, - шёпотом говорит она, взглянув на большие часы на стене.

Я подхожу к столу и сначала ничего не понимаю. Передо мной лежит… железная книга. Я в недоумении.

- Что, в первый раз что ли? – шёпотом спрашивает женщина.

Я молча киваю головой и только теперь замечаю, что в большой прорези в левой половине книги, среди тусклого мерцания железа, написано… Трегубов Георгий Андреевич. 11:30. Справа – чистая прорезь. Дрожащими пальцами я беру ручку и расписываюсь в чистой прорези.

Потом уже я узнал, что эта книга в железной оправе и выложенная железом – для регистрации заключённых, уводимых на допрос. Наверху два ролика. Когда вы расписались, дежурная, всей тюрьме известная чекистка, поворачивает ролики, и ваша фамилия уползает наверх, в чистой прорези будет расписываться следующий. Эта железная книга является своего рода оправдательным документом – дебет и кредит арестованных. Когда вы покидаете внутреннюю тюрьму, и вас ведут в здание министерства, вы выходите из ведения тюремной администрации, и тюрьма должна иметь оправдательный документ на случай, если с вами что-либо случится (побег, смерть и т. д.) Когда вы возвращаетесь в тюрьму, вы снова расписываетесь, и дежурная проставляет час вашего возвращения». (Трегубов[9])

«Великолепный» видеоролик в Интернете на сайте МТБЮ показывает внутреннее устройство СИЗО ООН.

«В одном из первых кадров, показывающих КПП СИЗО, на столе у дежурного вижу до боли знакомый по Лубянке предмет. В раскрытом виде лежит бумажная в пластиковой синей обложке довольно внушительных размеров книга с отметками и подписями, а на книге – шариковая ручка. Назначение этого предмета не вызывает сомнений: в ней проводится регистрация выходящих и входящих, то есть, аналогичный Лубянскому дебет и кредит арестованных». (Ing. Margita Kostolanska)

«Откуда-то появляются двое – старшина и офицер. В руках офицера небольшой бланк бело-серой бумаги. Он смотрит на меня и спрашивает фамилию. Потом начинает читать:

- По распоряжению начальника внутренней тюрьмы вы заключаетесь в карцер.

- За что?

- там узнаете, - соломоновски говорит офицер.

- На какой же срок?

- Сейчас узнаете, - говорит старший лейтенант. – Идите!

Меня поворачивают и подталкивают к двери в стене налево от входа. Впереди темно. Меня легонько толкают вперёд. Сзади дохнуло ветром, захлопывается дверь. Кругом абсолютная темнота.

Обдумываю своё положение. Чем вызвано моё водворение сюда? Ясно – это наказание и, конечно, по линии следственной, так как никакой другой вины за мной не числится. Я не нарушал тюремного режима. Ясно, я сильно поссорился со следственным аппаратом.… Сколько они собираются меня здесь держать?

Мрачный пессимизм всё чаще овладевает мной. Темнота кажется полной грозных признаков. Кто может запретить моим мучителям держать меня в этом чёрном гробу недели и месяцы?» (Трегубов)

Заключённый может быть посажен в изоляцию в карцер только в следующих случаях:

-  по приказу регистратора трибунала, действующего по консультации с президентом трибунала; такой приказ может быть основан на запросе любого заинтересованного человека, включая прокурора;

-  в качестве наказания. (Governing rules[10])

- Слушайте, у меня вещи отняли!- пожаловался Иннокентий.

- Разденьтесь! - ответил надзиратель в сером халате.

- Зачем? - поразился Иннокентий.

Надзиратель посмотрел в его глаза простым твёрдым взглядом.

- Разденьтесь!

Надзиратель каменно молчал, ожидая.

Изобразив  презрительную усмешку  и пожав  плечами, Иннокентий сел на табуретку, разулся, снял мундир и протянул его надзирателю.

- Догола!

- То есть, как догола?

- Догола!

- Но это совершенно невозможно, товарищ! Ведь здесь же холодно, поймите!

- Вас разденут силой, - предупредил надзиратель.

Иннокентий подумал. Уже на него кидались - и похоже было, что кинутся ещё.

- Откройте рот. Шире. Скажите «а». Ещё  раз, длиннее: «а-а-а!» Теперь язык поднимите.

Как покупаемой лошади, оттянув Иннокентию нечистыми руками одну щёку,  потом другую, одно  подглазье, потом другое, и убедившись, что  нигде под  языком, за щеками и в глазах ничего не спрятано, надзиратель твёрдым движением запрокинул Иннокентию голову так, что в ноздри  ему попадал свет, затем проверил оба  уха, оттягивая за раковины, велел распялить пальцы и убедился, что нет ничего между пальцами, ещё - помахать руками, и убедился, что под мышками  также нет ничего. Тогда тем же машинно-неопровержимым голосом он скомандовал:

- Возьмите в руки член. Заверните кожицу. Ещё. Так, достаточно. Отведите член вправо вверх. Влево вверх. Хорошо, опустите. Станьте ко мне спиной. Расставьте ноги. Шире.  Наклонитесь вперёд до пола. Ноги - шире. Ягодицы - разведите руками. Так. Хорошо. Теперь присядьте на корточки. Быстро! Ещё раз!

Обыскивающий указал голому Иннокентию перейти ближе к двери и сесть там на табуретке.

Так он сидел, а обыскивающий стал у  груды его одежды и начал перетряхивать, перещупывать и  смотреть на свет. Проявив человечность, он недолго задержал кальсоны и носки. В кальсонах он только тщательно промял, ущип за ущипом, все швы и рубчики и бросил их под ноги Иннокентию. Носки он отстегнул от  резиновых  держалок, вывернул наизнанку и бросил Иннокентию. Прощупав рубчики и складки нижней сорочки, он бросил к двери и её, так что Иннокентий мог одеться, всё более возвращая телу блаженную теплоту.

Затем обыскивающий достал большой  складной нож с грубой деревянной ручкой, раскрыл его и принялся за ботинки. С презрением вышвырнув из ботинок обломки маленького  карандаша, он стал с сосредоточенным  лицом многократно перегибать подошвы, ища внутри чего-то  твёрдого. Взрезав ножом стельку, он, действительно, извлёк оттуда какой-то  кусок стальной полосы и отложил на стол. Затем достал шило и проколол им наискось один каблук.

Обыскивающий стал спарывать с мундира всё золотое шитьё, форменные пуговицы, петлицы. Затем он  вспарывал подкладку и шарил под ней. Не меньше времени он возился со складками и швами брюк. Ещё больше доставило ему хлопот зимнее пальто - там, в глуби ваты, надзирателю слышался, наверно, какой-то неватный шелест (зашитая записка? адреса? Ампула с ядом?) - и, вскрыв подкладку, он долго искал в вате, сохраняя выражение столь сосредоточенное и  озабоченное, как если б делал операцию  на человеческом сердце. (А. Солженицын[11])

По прибытии задержанного в тюрьму, всё его личное имущество должно быть передано арестовывавшими людьми непосредственно регистратору трибунала вместе со списком личного имущества, которое находилось у задержанного в момент его ареста. Регистратор обязан при первой возможности передать личное имущество арестованного начальнику СИЗО.

При принятии арестованного в СИЗО ООН, начальник СИЗО должен приказать осмотреть тело задержанного и обыскать его одежду на предмет наличия предметов, которые могут составлять опасность для:

безопасности и сохранения надлежащего порядка в СИЗО или

самого задержанного, любого другого заключённого или любого сотрудника СИЗО ООН.

Такие вещи должны быть изъяты. (Governing rules)

Над дверью камеры горела лампа; от нее, казалось, никуда не спрячешься.

…Он должен отдать под суд Сергея Сергеевича, который держал меня на стуле по сорок часов без движения, да еще лампа выжигала глаза... (Исаев – Штирлиц)

…С потолка свисает электрическая лампа в тысячу свечей, стоит топчан, на котором ты лежишь, и лишь узкая щелочка отделяет его от другой стены. (Гарасева[12])

Он всё ещё страдает от высокого давления, но некоторые из возложенных на него ограничений всё же ослабили. Его теперь не наблюдают круглосуточно по видеокамере, а вскоре, кажется, позволят общаться с другими заключенными. (Борислав Милошевич[13])

Примечание: круглосуточное наблюдение по видеокамере предусматривает круглосуточно включённый в камере свет. (Ing. Margita Kostolanska)

Над Слободаном Милошевичем издевались в бывшей нацистской тюрьме в Схевенингене. Время от времени его пытали светом, включённым 24 часа в сутки.