Убийство С.Милошевича |
||
|
Убийство Слободана Милошевича в Гаагском трибунале: Некоторые факты и вопросы международного права
11 марта 2006 года Международный трибунал по бывшей Югославии сообщил,
что Слободан Милошевич «найден мёртвым в своей тюремной камере».
Таким образом, Гаагский трибунал поставил точку в более чем семилетнем
юридическом деле, в том числе в 4-летнем судебном процессе. Однако точку
в этом деле ставить явно рано. Скорее, следует ставить вопрос об
открытии нового дела. Дела против самого Гаагского трибунала. Ибо
имеются самые серьёзные доказательства того, что Гаагский трибунал
организовал и осуществил убийство одного из своих обвиняемых.
Информация о смерти С.Милошевича передавалась в СМИ в «режиме реального
времени». По замыслу современных технологов пропаганды это должно было
вызвать у зрителей ощущение реальной информированности. На самом деле,
эта форма призвана лишь скрыть изъяны содержания. Прямые репортажи у
стен тюрьмы или трибунала ещё не означают, что информация точна или
вообще соответствует действительности. Для того, чтобы понять, как и
почему произошло убийство Слободана Милошевича необходимо проследить
весь четырёхлетний процесс, ознакомиться с сотнями тысяч документов.
Прежде всего, следует отметить, что заявление о «естественной» причине
смерти С.Милошевича, не соответствуют действительности. По
окончательному официальному сообщению прокуратуры Гааги смерть
С.Милошевича произошла от инфаркта миокарда. Однако данный вывод далеко
не достаточен и, тем более, не равнозначен выводу о естественности
причины смерти.
Следует признать, что у МТБЮ были чрезвычайно веские причины для
убийства С.Милошевича. Ещё в 2003 году, когда я наблюдал за ходом
процесса непосредственно в зале суда в Гааге, я начал постепенно
приходить к выводу о том, что трибунал кровно заинтересован в смерти
С.Милошевича. В моей книге «Процесс против Слободана Милошевича в
Гаагском трибунале» я писал:
«Поначалу я отгонял от себя эту мысль. Но после всего того, что я
увидел и узнал, совершенно ответственно заявляю: трибунал сознательно
ведёт дело к ещё более серьёзному ухудшению состояния С.Милошевича,
вплоть до его смерти. Любой результат будет выгоден трибуналу. Если
С.Милошевич не сможет подняться с постели, суд назначит ему адвоката и
дело будет упрощено до предела. Если же произойдёт внезапная смерть, то
это будет ещё выгоднее для трибунала, так как избавит его от труда и от
позора выносить решение на основе сфалъсифицированных доказательств».
Это не было предвидением, но всего лишь трезвой оценкой фактов. К концу
2005 года стало ясно, что наиболее вероятным исходом станет убийство.
Главной причиной, по которой трибунал был заинтересован в смерти
С.Милошевича состояла в полной несостоятельности обвинений против него.
Ещё во время Обвинительной части процесса стало ясно, что прокуратура
построила свою схему на фактах, не соответствующих действительности.
Важное уточнение: прокуратуре было заранее известно о ложности этих
фактов, то есть речь идёт о сфальсифицированным обвинительном
заключении. Положение усугубилось тем, что для доказательства
обвинительного заключения были представлены сфальсифицированные
свидетельства. Представление лживой информации для доказательства
лживого обвинительного акта превратили процесс в фарс. Фактически,
прокуратура загнала сама себя в угол. Процесс рухнул ещё в первой своей
фазе.
Вторым фактором, послужившим причиной именно такого окончания процесса
стала стратегия самого Слободана Милошевича. Эту стратегию с полным
основанием можно назвать смертельной. Дело в том, что С.Милошевич мог
выбрать две стратегические линии:
1) Традиционную, которой пользуется абсолютное большинство обвиняемых
как на любом процессе, так и в Гаагском трибунале, в частности, и
которая, надо признать, сохранила бы С.Милошевичу надежду на сохранение
жизни. Эта стратегия личной защиты, которая выглядит примерно так: «я
ничего не знал», «меня неправильно информировали», «лично я приказов не
отдавал» и т.д. Избери С.Милошевич эту стратегию, и Гаагский трибунал
охранял бы его здоровье как зеницу ока, ибо им был нужен
обвинённый Милошевич. При фальсификации доказательств его обвинение было
бы делом не столь уж сложным. Тем более, что половина всех свидетелей
обвинения были засекреченными — трибунал готовил себе запасной плацдарм
для вынесения неправосудного приговора, основанного на показаниях,
которые были бы неизвестны никому, кроме самих судей!
2)Другая стратегическая линия заключалась в том, чтобы не просто
отмежеваться от приписываемых ему преступлений, а самому доказать кто в
действительности совершил все эти преступления.
Начавшаяся в августе 2004 года Защитная часть процесса стала воистину
окончательной катастрофой для МТБЮ. Речь шла уже не только о том,
виновен или невиновен сам Милошевич, а о том, что делать с
неопровержимыми доказательствами того, как было организовано о
осуществлено одно из крупнейших международных преступлений — уничтожение
государства Югославия. Те, кто внимательно следил за процессом, не могли
не видеть: С.Милошевича судят именно за то, что он оказал главное
сопротивление этому международному преступлению.
При этом становилось ясно, что сам Гаагский трибунал является частью
механизма осуществления этого преступления. Возникает вопрос: что мог
сделать МТБЮ в данной ситуации? Совершенно очевидно, что он не мог ни
осудить С.Милошевича (на основании норм права), ни оправдать его
(оправдание означало бы признание его правоты). Ясно, что смерть
С.Милошевича и прекращение этого опаснейшего процесса объективно
являлись единственным выходом для МТБЮ.
Вероятно, первоначально у МТБЮ был не прямой, а косвенный умысел на
убийство С.Милошевича. Его поставили в такие условия, когда возможный
летальный исход был бы только наилучшим, но не необходимым результатом.
Наряду с неоказанием С.Милошевичу в то время необходимого лечения и
жестоким обращением (например, насильственным приводом в зал суда с
давлением 220 на 130) следует назвать и навязывание ему британских
юристов в качестве защитников (на второй день Защитной части!), а затем
неоднократные попытки провести оставшуюся часть процесса in absentia.
Целью этих действий было формальное соблюдение процедуры (проведение
Защитной части),
С.Милошевичу было дано последнее предупреждение: ему будет сохранена
жизнь только в том случае, если он согласится сдаться. С.Милошевич был
предупреждён о возможности назначения ему адвокатов перед его
вступительным словом как началом Защитной части, и были назначены сразу
же после его произнесения, так как стало ясно — Милошевич выбрал
смертельный бой. Надо особо подчеркнуть — бой Слободана Милошевича был
смертельным как для него самого, так и для трибунала. Именно поэтому
здесь не могло быть компромисса. В тот момент слушания по
насильственному назначению адвоката после двух дней успешного
выступления под предлогом «неспособности обвиняемого проводить свою
защиту по состоянию здоровья» выглядели театром абсурда. Только сейчас,
с высоты знаний сегодняшнего дня начинаешь понимать истинное значение
слов судьи О.Квона, который, обращаясь к Слободану Милошевичу,
возмущённому тем, что его лишили права на защиту, говорил: «Мы защищаем
вас, господин Милошевич от самого себя. Если мы позволим вам защищаться
самому, то ваше здоровье ухудшится.» Далеко не все, да признаюсь и я
сам, ежедневно следящий за процессом много лет, не сразу понял истинное
значение слов Квона. Нет сомнений в том, что С.Милошевич понял, ибо в
положении неоказания медицинской помощи он получил выбор: отказаться от
защиты и сохранить свою жизнь (о, как бы в этом случае стали бы лечить и
беречь его — как бы что не случилось до вынесения приговора!), либо
провести свою защиту и оказаться без медицинской помощи при всё более
ухудшающемся состоянии здоровья.
Однако попытки сорвать защиту С.Милошевича провалились. Обвинительная
часть проходила и всё более успешно.
В день смерти С.Милошевича официальные лица трибунала неоднократно
упоминали, что он «умер, когда до окончания процесса оставалось всего 40
часов».
Конечно, было бы наивным полагать, что трибунал планировал убийство
С.Милошевича с помощью топора или яда, чей след было бы легко
обнаружить. Факты показывают, что убийство было задумано и осуществлено
рядом должностных лиц трибунала и тюрьмы, которые создали условия для
резкого ухудшения состояния здоровья С.Милошевича и отказали в
предоставлении ему необходимой медицинской помощи.
Согласно имеющимся в нашем распоряжении фактам, убийство С.Милошевича
было совершено следующим образом.
1) С.Милошевичу были созданы условия, которые серьёзно ухудшили
состояние его здоровья.
2) Отказ не только в адекватном лечении резко ухудшившейся болезни
сердца, но и отказ в необходимых исследованиях для постановки диагноза.
3) В критической ситуации трибунал отказал С.Милошевичу в оказании
срочной медицинской помощи. Причем сделал это осознанно при наличии всей
необходимой информации о его критическом состоянии.
Несмотря на постоянно ухудшающееся состояние здоровья, С.Милошевичу
отказывалось в адекватном лечении. То, что это делалось сознательно,
доказывает тот факт, что ему не были проведены необходимые исследования
для постановки диагноза.
Так, например, в феврале 2006 года, когда состояние С.Милошевича было
уже критическим, и он несколько раз чуть не падал в обморок прямо в зале
суда — на пятом году содержания в тюрьме, тюремный врач Фальке в одной
из своих записок в судебную палату в абстрактной форме рассуждает, что
«было бы интересным понаблюдать, как меняется давление пациента в
течение дня во время судебных заседаний»!
С.Милошевичу отказывалось в предоставлении адекватной и
специализированной медицинской помощи. Совершенно очевидно, что тюремный
терапевт Фальке не мог лечить кардиологические нарушения. Единственным
кардиологом, которому был разрешён секретариатом МТБЮ доступ к
С.Милошевичу, был врач П. ван Дийкман.
На пресс-конференции главного обвинителя трибунала К. дель Понте в
демонстративно развязной форме заявила что ей «ни с какой стати
испытывать чувство вины за смерть С.Милошевича», в том числе якобы и
потому, что ему оказывалась необходимая помощь, а его консультировали
самые разные врачи.
Эта информация не полностью соответствует действительности. Важнейшим
моментом является то, какого качества была оказываемая помощь, и
каким образом его консультировали эти специалисты. Прокуратуре
было хорошо известно, что помощь была неадекватной, а специалисты не
давали либо не могли дать профессиональной консультации. Те,
кто имел возможность ознакомиться с результатами этих консультаций,
могут убедиться, что они проводились скорее, для того чтобы быть
упомянутыми на пресс-конференции дель Понте, чем для лечения
С.Милошевича.
Вот лишь некоторые примеры.
«Доктор» Аартс: «Атеросклероз — нормальное явление для пациента
его возраста».
«Доктор» де Лаат: [в последние 6 месяцев жизни С.Милошевич
испытытвал сильнейшие шумы и напряжение в голове с частничной потерей
слуха и зрения] «Причины возможной потери слуха неясны. Возможно, что
они сердечнососудистого характера». Однако делается вывод, что
«необходимо использование не наушников, а слухового аппарата»! (Как
видим, для того, чтобы подстраховать себя, «доктор» указывает возможную
причину, но его рекомендация воистину издевательская).
«Доктор» Споелстра: «предполагая», что «пациент использует
наушники» [консультант не знает о том, что пациент вынужден использовать
наушники уже пятый год!] предлагает решить проблему «получше настроив
громкость в наушниках».
«Доктор» Фальке: «Я обсудил отчёт трёх врачей с лором из
госпиталя Броново. Его мнение: ухудшение слуха — от старости. [...]
Ничего больше сейчас предпринять нельзя».
4 ноября 2005 года по требованию Слободана Милошевича группа из трёх
врачей произвела его медицинский осмотр. В состав группы входили: доктор
медицинских наук, профессор М.В.Шумилина (Россия), профессор Ф.Леклерк
(Франция) и профессор В.Андрич (Сербия). Заключение доктора Шумилиной
было предельно жестким. Она сразу заявила, что речь идёт о неадекватном
лечении и необходимости специализированного обследования и лечения. Она
также предупреждала, что существует опасность серьёзных нарушений не
только сердца, но и мозга.
Кардиологу Ф.Леклерку не предоставили возможности ознакомиться с
результатами медицинских осмотров пациента, включая как специфические,
так и самые элементарные (записи измерения давления). По фактически
единственной предоставленной ему возможности обследования С.Милошевича —
снятия ЭКГ, заключение врача было: «чрезвычайно аномально».
В своём совместном мнении международная группа врачей предупредила
трибунал, что «состояние больного тяжёлое, и грозит дальнейшим
ухудшением». Они отметили, что необходимо более детальное исследование
для постановки диагноза. Врачи заявили, что С.Милошевичу должен быть
предоставлен немедленный полный (физический и умственный) отдых на
период в 6 недель, который уменьшит или, по крайней мере, хотя бы
стабилизирует течение болезни.
Заключение доктора М.Шумилиной вызвало сильнейшее раздражение. Впервые
независимая медицинская экспертиза подтвердила на весь мир: причиной всё
ухудшающегося состояния здоровья Слободана Милошевича является
длительное неправильное лечение и вообще нежелание лечить. Заключение
М.Шумилиной попытались дискредитировать: лечащий врач С.Милошевича стал
активно искать врачей, которые ставили под сомнение её заключение, а
прокуратура даже намекала на то, что доктор Шумилина находится в
заговоре с Милошевичем.
14 декабря 2005 года М.Шумилина в своём письме в трибунал заявила, что
попытки ряда врачей принизить значение её заключения недопустимы. Так,
она отметила, что «атеросклероз является результатом не возраста в
64 года [как утверждали тюремные врачи!], а следствием длительного
неправильного лечения артериальной гипертензии.» Она ещё раз
предупредила власти трибунала и тюрьмы о том, что «сердечно-сосудистый
фактор развития болезни не должен быть недооценён».
В декабре 2005 года директор Научного Центра сердечно-сосудистой
хирургии им. Бакулева, главный кардиохирург МЗ РФ академик Л.А.Бокерия в
своём письме президенту МТБЮ Ф.Покару ещё раз напомнил ему, что
состояние здоровья С.Милошевича является «критическим» и вновь назвал
причину этого — «неправильное лечение». У президента Гаагского трибунала
не должно было оставаться сомнений в трактовке заключения доктора
Бокерия: «речь идёт о необходимости предотвратить сердечно-сосудистую
катастрофу».
В декабре 2005 года Слободан Милошевич обратился к судьям с просьбой
временно освободить его для лечения в Москве.
Несмотря на то, что все требования, предъявляемые к условиям временного
освобождения для лечения, которые предъявлялись к другим обвиняемым, в
«деле» С.Милошевича были выполнены, суд отказал Милошевичу во временном
освобождении для оказания срочной медицинской помощи.
Группа юристов Российской Ассоциации международного права приняла
специальное заявление по этому поводу, в котором привлекла внимание
международного сообщества и ООН, под эгидой которого действует Гаагский
трибунал, что данное решение, кроме его аморальности, ещё и нарушает
основополагающие нормы международного права. Отказ тяжело больному в
оказании срочной медицинской помощи не мог быть квалифицирован иначе как
жестокое и бесчеловечное обращение в нарушение Конвенции ООН против
пыток и других жестоких и бесчеловечных видов обращения и наказания, а
также Международного пакта о гражданских и политических правах и
Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Следует отметить, что решение судебной палаты было абсолютно незаконным
ещё и потому, что трибунал проигнорировал гарантии, данные Российской
Федерацией, отклонив их, без объяснения причин.
Одним из важнейших этапов осуществления плана по недопущению разрешения
на временное освобождение стала провокация по обвинению С.Милошевича в
манипуляции со своим здоровьем, а именно в том, что он сознательно
ухудшает состояние своего здоровья для того, чтобы выехать в Россию и,
таким образом, «скрыться от правосудия».
Анализ этой провокации имеет принципиальное значение, ибо в полной мере
раскрывает mens rea должностных лиц трибунала на совершение
преступления. С.Милошевич был обвинён в том, что он не принимает
прописанные ему лекарства и принимает не прописанные. В данной
провокации участвовали как тюремные власти, так и лечащий врач
С.Милошевича.
Начало провокации было положено начальником тюрьмы Т.МакФадденом и
тюремным врачом П.Фальке, которые после просьбы С.Милошевича о его
временном освобождении для лечения, стали бомбардировать судебную палату
и секретариат трибунала своими записками. Информация, содержавшаяся в
этих записках должна была исключить положительное решение о временном
освобождении.
Так, в своём письме в секретариат трибунала от 19 декабря 2005 года
начальник тюрьмы МакФадден сообщал, что «давно подозревал, что
С.Милошевич не следует предписанному ему медицинскому режиму», а именно,
что он не принимает назначенные ему препараты и принимает не
назначенные.
С целью установить, действительно ли это так, у С.Милошевича были взяты
пробы крови, результаты которых показали, что «С.Милошевич не принимает
назначенные ему лекарства и принимает не назначенные».
Более того, начальник тюрьмы сообщил, что тюремный врач в дальнейшем
«отказался нести полную ответственность» за здоровье С.Милошевича. А
затем заявил, что «не я, ни вы [обращение к секретарю трибунала] не
можем нести ответственность за здоровье С.Милошевича».
Как видим, все три главных должностных лица и органа трибунала, которые,
согласно Правилам МТБЮ несут главную ответственность за здоровье
содержащихся в тюрьме трибунала, сняли с себя полную ответственность за
здоровье Слободана Милошевича. При этом совершенно очевидно, что выводы,
содержащиеся в письме начальника тюрьмы являются следственными, а не
медицинскими. На самом деле, результаты крови были следующими: «в крови
обнаружен низкий уровень предписанных лекарственных препаратов и низкий
уровень не предписанных лекарственных препаратов». Без каких-либо
дополнительных объяснений, начальник тюрьмы квалифицирует данное
заключение по анализу крови как результат умышленных действий
С.Милошевича.
Ниже мы увидим, что для такого вывода не было оснований, но самое
главное в том, что аналогичный вывод сделал не только начальник тюрьмы,
но и врач. В своём письме от 6 января 2006 года П.Фальке повторяет
выводы начальника тюрьмы: «пробы показали, что он принимает назначенные
препараты в недостаточных количествах или не принимает их вообще», а
также что он «принимает препараты не предписанные ему ни мной, ни
другими».
Проводивший исследование крови токсиколог Д.Угес, несмотря на ряд
оговорок, также сделал вывод: «имеются серьёзные основания считать, что
имело место нерегулярное принятие предписанных препаратов. Очевидно, что
это может быть причиной высокого давления».
Итак, как видим, не только тюремные власти, но и врачи делают
следственные выводы. Все, кроме одного. В своём заключении доктор Toy
назвал пять возможных причин низкой концентрации предписанных препаратов
в крови С.Милошевича, а именно:
1) слабая абсорбция гастроэнтерологии;
2) недостаточно точное следование предписаниям;
3) взаимодействия с другими субстанциями;
4) пониженная абсорбция энзимов;
5) быстрый обмен веществ для CYP2D6.
Эти замечания доктора Toy являются элементарными и, кстати, далеко не
исчерпывающим списком иных возможностей. Возникает вопрос: каким образом
было возможно не предположить эти вероятности? Ответ очевиден. Это можно
было сделать только с умыслом.
Однако до опубликования отчёта доктора Toy, П.Фальке не допускал никаких
других объяснений, кроме как непринятия препаратов. Несмотря на то, что
Фальке вообще не обладает необходимой квалификацией для того, чтобы
делать те заключения, которые он делал, он сознательно формировал у
судебной палаты негативный образ С.Милошевича,
Однако ситуация оказалась гораздо более серьёзной, нежели предвзятость
или неквалифицированность. Речь идёт о mens rea на совершение
преступления.
12 января 2006 года Слободан Милошевич сам потребовал провести новый
анализ крови. Этот анализ, проведённый после приёма предписанных Фальке
лекарственных препаратов и под постоянным наблюдением, показал, что в
крови обнаружен тот же самый уровень препаратов, что и раньше.
Утверждения начальника тюрьмы, а главное — врачей во главе с Фальке,
рухнули. Однако наиважнейшим элементом mens rea указанных лиц
было то, что они скрыли этот факт от судебной палаты. Тюремные власти
(начальник тюрьмы и его заместитель) в своих депешах в трибунал
постоянно подтверждали, что приём лекарств обвиняемыми трибунала
является вопросом повышенного внимания вообще, а уж в отношение
С.Милошевича — в особенности. В то же время, утверждая о своих
подозрениях, а затем — утверждениях, они не смогли привести ни одного
факта непринятия лекарств С.Милошевичем за все почти 5 лет его
содержания в тюрьме. Таким образом, заключение врачей, руководства
тюрьмы, секретариата и прокуратуры в данных обстоятельствах были не
только необоснованными, но и ложными.
В своих отчётах в судебную палату П.Фальке утверждал, что С.Милошевич
также «принимает не предписанные ему препараты». Однако в отчёте
токсиколога Угеса названо только два таких препарата — Диазепам и
Нордазепам. Назначенные адвокаты установили, что именно Фальке
прописал С.Милошевичу Диазепам в середине октября 2005 года. При
этом, второй препарат — Нордазепам - по признанию делавшего
повторную экспертизу доктора Toy, превращается в организме человека из
Диазепама.
Наконец, по заключению доктора Угеса уровень обоих препаратов в крови
«слишком низок для любого фармакологического эффекта».
«В отсутствие этой информации судебная палата не могла сделать
правильный вывод»,- заключили в своём представлении в суд назначенные
адвокаты. Сказано, однако, слишком мягко. На самом деле совершенно
очевидно, что в судебную палату была представлена сфальсифицированная
информация, которая была направлена на то, чтобы судебная палата сделала
неверный вывод.
Эта часть провокации провалились столь очевидно, что даже прокуратура
трибунала была вынуждена признать, что «более не считает, что Обвиняемый
принимал Диазепам инчае, чем это было ему назначено».
Однако, несмотря на очевидный провал, секретариат и доктор П.Фальке
попытались оправдаться. Однако, как всегда бывает в случаях откровенной
лжи, оправдание получилось ещё более неуклюжим. Так, Фальке сообщает,
что на самом деле, последним зарегистрированным приёмом Диазепама
С.Милошевичем была не середина октября, а 7 ноября 2005 года, то есть на
три недели ближе к забору крови на анализ. Отсюда оправдательный вывод
секретаря трибунала: «Таким образом, низкий уровень Диазепама в
крови С.Милошевича не связан с фактом предписания этого препарата
доктором Фальке 15-17 октября 2005 года».
Оправдания тюремного врача и секретаря по сути представили новые
доказательства их недобросовеcтности и поставили новые вопросы.
Назначенные адвокаты обратили внимание на то, что дата 7 ноября
2005 года не записана в документах, переданных С.Милошевичу в ответ на
его запрос представить ему всю медицинскую документацию. Позднее, врач и
секретариат представили судебной палате медицинскую карту выданных
С.Милошевичу лекарств. Оказалось, что этот вариант карты отличается от
того, который был выдан С.Милошевичу. И разница касалась как раз
Диазепама! В первом варианте копии карты приём этого препарата был
обозначен как «продолжать принимать»
Фальке вводит в заблуждение и других врачей, которые проводили свои
экспертизы. Как доктор Toy как видно из его отчёта, не знает о приёме
С.Милошевичем Диазепама 7 ноября 2005 года (так как он ссылается
только на 15-17 октября того же года). Также из отчёта доктора Угеса
ясно, что он не был проинформирован о том, что С.Милошевичу был назначен
один из бензодиазепинов (в данном случае — диазепама),
причём назначен самим Фальке, и совсем недавно. Как прямое следствие
этого, ни Toy, ни Угес не рассматривали действие диазепама
принятого 7 ноября 2005 года.
Таким образом, налицо все факты, доказывающие то. что было совершено
умышленное преступления:
-Фальсификация представленных документов (переписывание медицинской
карточки назначенных С.Милошевичу препаратов);
-Утаивание необходимой информации;
-Сообщение ложной информации;
-Отказ адвокатам в возможности выяснения точной информации.
7 марта 2006 года, за три дня до гибели С.Милошевича, судьям внезапно
сообщили, что в крови С.Милошевича, взятой 12 января (то есть сообщают
об этом только через два месяца!!!) найден не назначенный ему препарат —
Рифампицин, который мог вызвать нейтрализацию назначенных
препаратов для лечения повышенного давления.
31 мая 2006 года вице-президент МТБЮ К.Паркер представил свой отчёт о
внутреннем расследовании смерти С.Милошевича. От данного отчёта было
невозможно ожидать какого-либо объективной информации, ибо расследование
проводилось руководителем того органа, который отказал С.Милошевичу в
оказании помощи, поэтому ничего иного, как попытки оправдать себя от
этого доклада ожидать было бы наивным. (Кстати, этот отчёт был
опубликован в те же дни, когда власти США, проведя «внутреннее
расследование» убийства американскими солдатами в Ираке мирных жителей,
включая женщин и малолетних детей, полностью оправдали их.) Однако этот
отчёт должен занять свое место в нашем анализе, так как стал ещё одним —
и очень ярким — доказательством mens rea руководства трибунала на
совершение преступления против С.Милошевича.
Так, К.Паркер сразу заявил, что С.Милошевича предупреждали, как опасно
для его здоровья защищаться самому (без адвоката). Чтобы снять с
судебной палаты обвинение в невнимании к здоровью С.Милошевича, Паркер
привёл в качестве примера насильственное назначение ему адвокатов на
второй день после начала Защитной части процесса. Однако этот аргумент в
высшей степени циничен, потому что насильственное назначение адвокатов
только усугубило тот стресс, под которым находился С.Милошевич, и было
сделано исключительно в пользу самого трибунала
- для того чтобы заставить замолчать самого Милошевича. Если бы доклад
был объективным, он не прошёл бы мимо фактов жестокого обращения
судебной палатой в отношение С.Милошевича, таких, например, как привод
его в зал суда с критически высоким давлением (более 220) или отказы
прервать заседания, когда С.Милошевич просил об этом, так как ему было
так плохо, что он не мог продолжать далее находиться в зале. Факты прямо
показывают, что судебная палата демонстративно осуществляла жестокое
обращение с обвиняемым. Это «упущение» доклада Паркера говорит о том,
что это делалось с согласия руководства трибунала.
Позиция руководителя расследования заключалась в том, что причина смерти
С.Милошевича «естественна» и не связана с какими-либо упущениями или
преступной деятельности трибунала. В докладе говорится: «Патологоанатомическое
исследование обнаружило тяжёлое поражение сердца, что послужило причиной
сердечного приступа. Это полностью объясняет смерть».
Напомним, что в своём письме Министерству иностранных дел России за 3
дня своей гибели С.Милошевич писал, что «как доказательство умышленных
действий по разрушению моего здоровья, которые не могли бы быть скрыты
от российских врачей,... [является] обнаружение в моей крови сильнейшего
антибиотика, который используется для лечения туберкулёза или
проказы.... В любом случае, те, кто давал мне препарат против проказы,
не могут лечить меня, особенно это относится к тем, от кого я защищал
свою страну во время войны и кто хочет заставить меня замолчать».
Закрытие дела С.Милошевича в Гаагском трибунале при данных
обстоятельствах означает, что трибунал не желает выяснить этот и многие
другие факты. То есть, выступает либо организатором преступления, либо
его соучастником в форме сокрытия преступников. Однако, сопоставив факты
и даты, невозможно не сделать вывод о том, что информацию о наличии
Рифампицина в крови скрывали в ожидании решения трибунала о
временном освобождении С.Милошевича.
Вице-президент Паркер также отказался расследовать (в докладе этот факт
просто игнорируется) «нахождение» лекарственного препарата Прелазид
в камере С.Милошевича, которое стало также одним из звеньев провокации,
устроенной против него перед вынесением решения об отказе во временном
освобождении для лечения в России. Дело в том, что была «найдена» та
самая коробка лекарства, которая была изъята у С.Милошевича в день его
привоза в тюрьму Гаагского трибунала и которая должна была быть либо
уничтожена, либо храниться в тюремной камере хранения. Факт появления
через 5 лет просроченного 4 года назад препарата должен был стать
объектом расследования Паркера. Однако, не стал. И это вновь
подтверждает истинные цели его «расследования». В целом, отчёт Паркера
основан исключительно на позиции прокуратуры и не содержит ни одного
упоминания фактов, представленных даже назначенным самим судом
адвокатов. Игнорирование этих важнейших фактов (которые Паркеру
прекрасно известны, так как они содержатся в официальных документах
трибунала) является абсолютным доказательством того, что трибунал
отказался от реального расследования.
Однако самой подлой стороной доклада Паркера является попытка не просто
снять ответственность за смерть С.Милошевича, но и возложить эту
ответственность на самого С.Милошевича. И нахождение Рифампицина
в его крови, и странное обнаружение в его камере хранившегося 5 лет в
тюрьме Прелазида, всё это абсолютно бездоказательно было названо
как вина самого С.Милошевича. Таким образом, главная цель, и главная
подлость доклада Паркера заключается в том, чтобы заменить
несостоявшийся приговором Слободану Милошевичу. Однако эту цель отчёт
Паркера достичь не смог — ни по уровню его интеллектуального содержания,
ни по критериям и качеству расследования. Более того, вышеназванные
факты, включая сокрытие информации и представление ложной информации,
дают новые доказательства умысла руководства трибунала на совершение
преступления против С.Милошевича.
****
То, что Гаагский трибунал является структурным и функциональным
институтом НАТО не вызывает никаких сомнений. Это доказывается, главным
образом, в деятельности этого института. Чего стоит только
решение МТБЮ, в нарушение норм действующего международного права и даже
собственного Статута, не возбуждать дело против должностных лиц стран
НАТО, совершивших массовые нарушения международного гуманитарного права
во время агрессии 1999 года.
Российская Федерация заявила свой решительный протест в отношении
подобных действий МТБЮ.
И хотя сам Гаагский трибунал не может открыто признать, чьи интересы он
выражает и чьи указания выполняет, скрыть это просто невозможно.
Бюджет трибунала состоит не только из взносов в ООН, но и из других
источников. Так, главный обвинитель МТБЮ Л.Арбур в 1998 году на вопрос о
том, почему она производит эксгумации захоронений только мусульман и
хорватов, но никогда — сербов (а ведь именно сербы стали первыми
жертвами войны!), открыто заявила, что на эксгумации массовых
захоронений сербов у неё «нет денег». Вот такая вот откровенность.
Кстати, эта та самая Л.Арбур, которая в самый разгар бомбардировок стран
НАТО Югославии (в которых участвовала и родная страна Арбур — Канада),
во время бомбардировок школ, больниц и детских садов,
Кто является настоящим хозяином трибунала наглядно показал и круг
свидетелей обвинения, давших свои показания на процессе против
С.Милошевича. Это, например, британец П.Эшдаун, бывший в то время
«главой» Боснии и Герцеговины, который был пойман на самой низкопробной
лжи и уличён не только в связях с террористами, но и в обещаниях оказать
им всяческую помощь.
В конце концов, сама НАТО не скрывает своих отношений с трибуналом.
Пресс-секретарь НАТО Дж.Шеа 15 мая 1999 года — в самый разгар НАТОвских
бомбардировок Югославии — открыто признал, что эта организация «является
главным финансовым донором трибунала».
Таким образом, предпринятая ещё в 1999 году попытка убийства
С.Милошевича была успешно завершена в марте 2006 года.
В свете вышесказанного встаёт вопрос о том, какова должна быть правовая
позиция международного сообщества в отношении дальнейшей деятельности
МТБЮ.
Официальная позиция ряда стран, в том числе постоянного члена Совета
Безопасности ООН по этому вопросу высказывалась неоднократно. Назывались
и политизированность трибунала, и его предвзятость
Все эти факты сами по себе были достаточным основанием для того, чтобы
сделать вывод о том, что данный трибунал не выполняет те функции,
которые были возложены на него Советом Безопасности ООН в 1993 году.
|