Интервью М.Маркович

Он был героем...

Венец памяти




Общение

...Сегодня Миру Маркович ищет вся югославская полиция. Это довольно удивительно, если учесть, что уже два с лишним года как она не у дел, ее муж, бывший югославский лидер Слободан Милошевич, находится под арестом с апреля 2001 года и сама Мира Маркович давно превратилась в частное лицо и жила, ни от кого не скрываясь, в Белграде. Казалось, счеты сведены после того, как Милошевич предстал перед Гаагским трибуналом, однако убийство сербского премьера Зорана Джинджича 12 марта этого года вновь до предела обострило политическую ситуацию на Балканах. В стране ввели чрезвычайное положение. По делу об убийстве Джинджича арестовали более 2000 человек, 10 000 – допрошены, заведено 3700 уголовных дел.

Интервью, которое мы публикуем ниже, Мира Маркович (и в благополучные времена не любившая встречаться с журналистами, а в последние годы и вовсе их избегавшая) дала корреспонденту нашей газеты за несколько дней до убийства Джинджича, не подозревая, что вскоре она превратится в объект полицейского розыска и ей придется уехать из страны.

– Почему, на ваш взгляд, власти Югославии арестовали вашего супруга и передали его Гаагскому трибуналу, хотя письменно обещали этого не делать?

– Арест Слободана Милошевича и его насильственный вывоз в Гаагу – месть западных правительств за его политику. За то, что он проводил независимый курс и сопротивлялся колонизации страны. Эту политику поддерживали многие внутри Югославии и за ее пределами. Она могла стать примером для подражания, и поэтому Милошевича лишили возможности управлять государством. Сделали это с помощью выборов, на которых якобы победил его соперник. В результате сегодня в Сербии установился марионеточный режим, позволивший превратить страну фактически в западную колонию.

– Режим Милошевича, конечно, трудно было упрекнуть в прозападной ориентации. Но к нему были другие претензии: очень многие считали его диктаторским...

– Он был каким угодно, только не диктаторским. Иначе средства массовой информации не оказались бы на девять десятых в руках оппозиции и не поливали бы клеветой президента страны и его семью. По крайней мере, это не оставалось бы безнаказанным, будь Милошевич диктатором.

– Что поменялось в вашей жизни после ареста мужа?

– Наша семья рассеялась по миру. Слободан – в гаагской тюрьме, дочь Мария навсегда покинула Сербию и уехала в старую черногорскую столицу Цетине, невестка Милица и внук Марко живут то в своем доме в городе Пожаревац, то за границей. Наш сын Марко также за пределами страны.

– Говорят, в России?

– Мои дети из-за угроз и шантажа со стороны властей не могут работать в Сербии, к тому же мы фактически разорены. В дни разгула контрреволюции, в ночь с 5 на 6 октября 2000 года, вся собственность моего сына Марко в городе Пожаревац – летняя дискотека и маленькая пекарня – была разграблена и уничтожена. Против Марии, Марко и меня самой возбуждены ничем не обоснованные уголовные дела. Все это вызвано лишь ненавистью к Слободану и желанием причинить ему зло. Я каждый день спрашиваю себя: разве им недостаточно было бросить его в тюрьму? Зачем же при любой возможности издеваться еще и над его семьей? Вот в таком положении мы находимся. Понятно теперь, почему я не могу вам сказать, где мой сын?

Свидания в Гааге

– Как проходят ваши встречи с мужем, каковы условия его содержания?

Мира Маркович и невестка Милица в белградском аэропорту по возвращении из Гааги
– Сначала ему было очень трудно. Его поместили в камеру без окон и вели за ним круглосуточное наблюдение. В течение нескольких месяцев лампы и прожекторы не выключались ни днем, ни ночью. Телекамеры тоже работали круглые сутки. Потом телекамеры и ночное освещение убрали. Но, в отличие от остальных заключенных, он и сейчас находится под надзором даже во время визитов родственников и друзей, поэтому ни на минуту не может расслабиться. Даже когда остается с четырехлетним внуком Марко...

Кроме того, все заключенные в Гааге имеют право на свидания сроком от семи до пятнадцати дней, а мои посещения длятся только три дня. Один или два раза дали разрешение на четыре дня. При первой встрече мы общались через стеклянную перегородку. Я могу приносить ему одежду, книги, аудио- и видеокассеты – правда, эти предметы обычно несколько дней проверяют. Я не имею права передавать продукты, напитки, сигареты и даже лекарства.

– Как часто вы говорите с Милошевичем по телефону и есть ли ограничения на звонки?

– Разговариваем ежедневно по несколько раз. Ограничений нет, но он должен предварительно сообщать номера, по которым хочет позвонить. Все разговоры прослушиваются. Об этом его известили в письменной форме.

– Как ваш муж себя чувствует? Неоднократно сообщалось о сердечном недомогании...

– Когда он попал в белградскую тюрьму, то был здоров. В заключении у него начались проблемы со здоровьем, стало скакать давление. В Белграде к тому же его не лечили.

– А теперь, в Гааге?

– В Гааге условия для лечения тоже весьма неподходящие. В тюрьме работает терапевт. Он приходит к больным только по понедельникам. В остальные дни заключенных навещает медсестра, меряет давление и оказывает самую элементарную помощь. Между еженедельными визитами врача его назначения менять нельзя. А лечение, которое назначил мужу кардиолог, требует гораздо более оперативной корректировки. Поэтому заявления официальных лиц трибунала, что у мужа в тюрьме есть необходимое медицинское наблюдение, абсолютная ложь. Кроме того, ему очень тяжело дается судебный процесс. Ведь он защищает себя сам, а это колоссальная работа и напряжение. Он должен следить и вовремя реагировать на заявления свидетелей, которые говорят много неправды. Я ответственно утверждаю, что все свидетели находятся под давлением обвинения, чтобы не сказать – шантажом.

– Как он готовится к судебным заседаниям?

– Этот процесс занимает целый день. Он начинает готовиться за два часа до суда, сам суд длится до вечера, и когда Слободан возвращается в тюрьму, уже наступает ночь. За оставшееся время до следующего заседания он должен поесть, хотя бы немного отдохнуть, встретиться с адвокатом. Для длительного, серьезного отдыха нет времени. О прогулках можно и не говорить. Иногда он не выходит на улицу по нескольку недель, так как возвращается в тюрьму, когда прогулка уже закончилась. Судебный процесс длится долго, требует огромной сосредоточенности, причем все это происходит перед телекамерами. Трудно даже представить себе уровень психофизических нагрузок, которые испытывает мой муж.

– С какими материалами он работает, готовясь к защите?

– В тюрьме его ждут тысячи страниц, в основном на английском языке, и сотни кассет. Сейчас уже накопилось материалов на три с лишним миллиона страниц. Понадобилось бы не менее 50 лет, чтобы все это прочитать. Я считаю, что таким перегрузкам его подвергают сознательно, это своего рода пытка. Поэтому я утверждаю, что жизнь Слободана под угрозой. В Гааге на глазах у всего мира происходит организованное убийство невинного человека.

– Говорят, вы получаете много сочувственных откликов из разных стран?

– Поведением моего мужа в гаагском суде восторгается большинство, если не сказать все. Даже самые ярые противники не могут не отдавать должное его интеллекту, смелости и уровню дискуссии, которую он ведет с обвинителями и свидетелями. Сама я редко смотрю процесс. Но того, что я видела, достаточно, чтобы понять, насколько достойнее своих противников выглядит мой муж. Он сумел превратить Гаагский трибунал в арену борьбы против насилия и колониализма. Он уже победитель. Он уже легенда. А кто против него? Эта странная, мрачная личность, похожая на средневекового инквизитора, эта Карла дель Понте? Поэтому гаагские идеологи и пытаются скрыть этот суд от глаз общественности: все реже транслируют заседания, сопровождают их тенденциозными, необъективными комментариями.

– Как вы оцениваете роль России в истории с арестом и передачей вашего супруга Гаагскому суду?

– К сожалению, как пассивную. Россия могла быть решительнее в защите правды.

– После ареста вашего супруга вы несколько раз бывали в Москве. Общались ли вы с российскими официальными лицами?

– Нет.

– Вызовут ли в Гаагу политиков других стран, которые вели переговоры с Милошевичем, в качестве свидетелей?

– Да. Вероятно, всех, с кем он был в контакте в течение последних лет.

– После ареста Милошевича был сформирован международный комитет по его защите. Кто в него входит?

– В нем более тысячи членов, в том числе видные интеллектуалы, политические деятели, ученые, художники, писатели, правозащитники со всего мира. Помимо международного комитета по защите Милошевича, существуют девять национальных комитетов – в России, Болгарии, Румынии, Германии, Великобритании, Италии, Франции, Индии и Ирландии. Наконец, в августе 2001 года был создан Югославский комитет по освобождению Слободана Милошевича под названием «Слобода». В сентябре 2001 года было организовано заседание представителей национальных и международного комитетов в Белграде. На нем обсуждались ход гаагского процесса и те усилия, которые требуется предпринять для освобождения Слободана Милошевича.

Кто разрушил Югославию?

– Как вы оцениваете современные отношения вашей страны с Россией?

– Россия – страна, которую я особенно люблю. Я воспитывалась на русской литературе и истории, прежде всего истории ХХ века. Сейчас в дружественной России происходят политические, экономические, социальные и культурные перемены. Однако пока не видно, к чему они приведут.

– С недавнего времени Югославия совсем не та страна, которой была прежде. В каком направлении она движется?

– Это уже даже не Югославия, а Сообщество Сербии и Черногории. Сообщество липовое, страна фиктивная. Косово отрезано, оно находится под контролем международных вооруженных сил. Однако процесс дезинтеграции на этом не остановится. Он распространяется на другие районы Сербии и Черногории и прекратится только когда государство полностью развалится.

Кроме того, Югославия стала экономически зависимой от иностранцев, в промышленности царит хаос, основные материальные ресурсы распродаются зарубежным и местным собственникам, неизвестно каким способом нажившим деньги. Усиливается социальное расслоение. Скоро мы будем иметь горстку богачей, сколотивших себе состояние в основном незаконным путем, и такое количество бедных людей, какого не было со времен Второй мировой войны. Уже сейчас наша страна занимает первое место в Европе по безработице. Усугубляются все виды социальной патологии – преступность, в том числе молодежная, проституция, наркомания, насилие на улицах и в семьях. При этом СМИ находятся в руках властей, суды тоже. У оппозиции подрезаны крылья, и левое и правое: правая оппозиция малочисленна и слаба, а левая могла бы быть сильной, но находится под жестким прессом властей.

– Вы говорите о распаде страны, но он начался не в 2000 году, когда Милошевич потерял власть. Кто, по-вашему, несет ответственность за многочисленные войны 90-х годов?

– Главным инициатором разрушения Югославии были те страны, которые претендуют на руководство миром. Они разожгли национализм среди бывших югославских народов, рассорили их. Разрушение страны, завершившееся войнами в Хорватии и Боснии и Герцеговине, было в интересах западных держав, давно мечтавших взять Балканский полуостров полностью под свой контроль. Кроме того, Югославию нужно было разрушить еще и потому, что она, будучи многонациональным образованием, служила образцом для Европы ХХI века. А как социалистическая страна, демонстрировала, что у социализма есть будущее.

– Как вы объясните, что у Югославии в период правления вашего мужа не было союзников? И даже те страны, которые ее поддерживали, в конце концов выступили против?

– Я думаю, в современном мире ни у одной страны нет надежных союзников. Все оглядываются на центр силы и корректируют свой курс в зависимости от политики США.

– Во время бомбардировок Югославии, да и раньше, российская Дума и югославское правительство хотели создать союз России, Белоруссии и Югославии. Считаете ли вы эту идею по-прежнему актуальной?

– Я всегда выступала за сотрудничество и объединение славянских народов. Я думаю, им всем грозит опасность. На славянские народы направлена какая-то иррациональная ненависть со стороны исторически второстепенных субъектов, которые благодаря своему быстрому технологическому взлету решили, что могут топтать старые цивилизации и за несколько месяцев творить новые, руководить всей планетой, устраивая материальную и духовную жизнь человечества по своему произволу. С моей точки зрения, объединение славянских народов – единственный их шанс на спасение.
Новая жизнь

– Чему посвящена сегодня ваша жизнь?

– Преподаю в Белградском университете, много работаю, пишу, встречаюсь с людьми, сотрудничаю в национальном комитете по освобождению Слободана Милошевича, по несколько раз в день говорю по телефону с детьми и мужем, часто бываю в Пожареваце, чтобы повидаться с невесткой и внуком, езжу в Гаагу...

– Вы продолжаете политическую деятельность?

– Я возглавляю политическое движение «Югославские левые», остаюсь народным депутатом в союзном парламенте. Но власти чинят препятствия моей профессиональной и политической деятельности.

– В каком виде сохранилась партия «Югославские левые» после 5 октября 2000 года?

– Это современная левая партия, объединившая большую часть интеллигенции и молодежи. На выборах 2000 года «Югославские левые» составили коалицию с Социалистической партией и вошли в республиканский и союзный парламенты и правительства. Но после октябрьского путча наша партия подвергается преследованию со стороны власти. В дни путча здания несколько региональных отделений, в том числе белградское, были подожжены и разграблены. Позже были арестованы многие видные активисты партии, хотя вряд ли кто-то из них нарушал закон. Членов «Югославских левых» увольняли с работы, их родственникам устраивали всевозможные неприятности, даже детей преследовали в школе. В СМИ была развернута кампания по очернению организации, а ее активистов представляли бандитами и ворами. «Югославские левые» не имели возможности оспорить эту ложь: для них все двери были закрыты. Нас незаконным образом выдворили из нашего собственного здания. В результате многие покинули партию.

– Но партия все-таки действует?

– Из-за так называемого преобразования Югославии в Сообщество Сербии и Черногории и изменений в законодательстве югославские левые будут исключены из союзного парламента. Сегодня партия держится, хотя потерпела большой ущерб и сильно потеряла в численности. Власти преследуют ее и одновременно формируют множество псевдолевых партий, чтобы показать, что правительство ничего не имеет против левых.

– Высокопоставленные члены Социалистической партии Сербии, которую возглавлял ваш супруг, утверждают, что вы хотите взять руководство СПС в свои руки. Как вы объясняете их неприязнь к вам и обвинения в том, что все ошибки политики Милошевича вызваны вашим «губительным влиянием» на него?

– Социалистическая партия после ареста своего председателя оказалась в центре внимания властей. Они хотели получить влияние на эту самую многочисленную политическую организацию и ее сторонников. Они сумели довольно быстро запугать руководство партии. Верхушка СПС сначала стала поносить своего председателя, а затем ставить мне в вину все неудачи и трудности, утверждая, что я хочу захватить власть в СПС. Это глупость. Зачем мне, с моими нынешними проблемами, нужен пост председателя Социалистической партии?

Все это на руку власти, мечтающей рассорить две партии, которые не раз составляли коалицию на выборах, входили в состав парламента и правительства и могли бы стать сильной оппозицией.

Интервью вела Мирьяна МИХАЙЛОВИЧ,
Специально для «Совершенно секретно»

Март 2003 г.

Главная         Биография         Статьи            Акции           Искусство           Форум         Гостевая        Ссылки